- Это великий дар, знаешь. Я этого не забуду.
Кинн не нашла, что на это ответить.
* * *
Спала она удивительно крепко и безмятежно, словно ужасы мира
внешнего отогнали каким-то образом тьму внутри нее. Слабость была
несомненна и боль, покалывающая шею, однако это было на фоне всего,
что произошло за последние дни, очень малым неудобством. Кинн
поднялась, привела в порядок одежду, кое-как собрала свои буйные
непослушные волосы, вытащив из них ветки и листья и, сделав
глубокий вдох, сошлась со своими спутниками лицом к лицу. Искренне
надеясь, что все, произошедшее минувшей ночью, осталось тайной
между нею и Астарионом и более никому не известно. В укусе,
неприятном и болезненном, было также и что-то невероятно
интимное.
- Доброе утро. Как самочувствие?
В исполнении Астариона, бодрого, даже цветущего, искренняя на
первый взгляд обеспокоенность звучала, как издевательство.
- Шея от укуса болит, - мрачно ответила Кинн. - Как думаешь,
какое у меня самочувствие?
- Ну что же, радуйся, что я не «истинный» вампир. От его укуса
ты бы проснулась «вампирским отродьем», как, - он изящно взмахнул
рукой, - как твой покорный слуга. Голод тот же, а вот силы, увы, не
идут ни в какое сравнение.
Подумалось, что этой встречи Кинн предпочла бы избежать. Не
потому, что подобная встреча ее пугала. По иной причине. Ей
вспомнился темный, голодный и властный взгляд, занимающий мысли
Астариона. Он походил на тьму внутри нее, такой же алчущий, жадный
и страшный, такой же манящий. Астарион в воспоминаниях не мог ему
противиться, но вот Кинн... О, Кинн с удовольствием оторвала бы
голову этому самому истинному вампиру и напилась его холодной
крови, коль скоро не может отыскать во плоти своего
демона.
- Кинн?
Вынырнув из бездны собственных мыслей, Кинн с трудом погасила
зловещую улыбку и взяла самый ровный, даже невинный тон.
- Жаль. Я надеялась, ты обладаешь более мощными
способностями.
- Ну, кто знает, - улыбнулся вампир. - В любой день за последние
двести лет я бы вмиг обратился на солнце в пепел, а теперь стою
перед тобой, целый и невредимый.
Сощурившись, он запрокинул голову, разглядывая небо со смесью
некоторого удивления и радости. Казалось, солнце, заливающее
поляну, доставляло ему искреннее наслаждение.
- Выходит, кто-то — или что-то — не дает мне погибнуть. Правила,
- он усмехнулся, - поменялись. Солнечный свет, текучая вода, чужие
дома — теперь все это для меня в порядке вещей. Что же до других
моих «особенностей» - думаю, со временем все прояснится.