– Не знаю, – вздыхает Симон, – ты хочешь, чтобы я догадался, чей это почерк? Немного небрежный. Артист какой-нибудь?
* * *
Сеньора, черный дьявол, красная сестра.
У меня передышка. Благодаря бабушке у меня передышка, и вот я в пути!
Я еду, и не обязательно вперед. Без всякой цели, то туда, то сюда, то вдоль, то поперек. Могу себе позволить, и не наследство, не деньги, а то, что она понимала, зачем я это делаю, дает мне право на передышку.
Я была в больнице у бабушки.
“Я столько всего помню, – произнесла она. – Я все время вспоминаю прошлое. Мне это совсем не нравится, но меня тянет, меня все время что-то тянет назад”.
“Возможно, это дед тянет тебя”, – улыбнувшись, предположила я.
“Да, возможно, это Аксель”, – сказала бабушка и тоже улыбнулась.
Бабушка, источник моей силы, мой очаг, моя волевая бабушка, лежала там под зеленым одеялом и не казалась ни жалкой, ни покинутой. Почему я тогда ничего не сделала? Мне бы завернуть ее в это светло-зеленое одеяло, прижать к сердцу, чтобы всегда можно было носить бабушку с собой.
Но она всегда была какой-то недосягаемой, возможно, потому, что постоянно думала о дедушке. И хотя ей это совсем не нравилось, дед все время возвращал ее мысли к прошлому, тут уж ничего не поделаешь.
“Да, – повторила она, – конечно, это Аксель”.
Чтобы утешить ее, я сказала, что и я иногда мыслями уношусь куда-то прочь, в другое место, но это бывает не часто.
Я объяснила, что меня что-то тянет вперед.
“Что-то постоянно тянет меня вперед, глупо звучит, но мне от этого тоже грустно”.
“Да-да, – согласилась со мной моя бабушка, – нельзя сразу получить все. Хорошенького понемногу”.
Комната тонула в полумраке. Это было за неделю до ее смерти. Печать скорби на всем. Я понимала, что бабушке недолго осталось, и эта скорбь побудила меня рассказать, о чем я давно думала.
“А почему нельзя получить все? Я знаю, что нельзя, хотя поняла это только совсем недавно. Но не знаю, хочу ли я верить в то, что действительно нельзя, понимаешь?
Будь у меня свободное время, я провела бы эксперимент.
И все же, вдруг это не так? Бабушка, я верю, верю, что можно получить все, всегда можно”.
Кажется, я плакала, когда говорила ей это.
В последние дни бабушка была очень уставшей. Как-то она взглянула на меня и спросила только одно:
“Я гадала тебе, Тереза?”