После
большой чашки чая и двух кусков торта мне действительно стало
легче.
—
Мамочка, а ты знаешь, что когда я пил твою кровь, то наши ауры
соединились и засверкали золотистым цветом. Как у меня с
дедушкой.
— И
что это может значить?
— В
книге про ауры написано, что подобное происходит у членов
семьи.
В коридоре
послышался щелчок замка, и в гостиную вбежал
Криштов.
—
Проклятье, я опоздал! — он бросился к Матвею и принялся его
осматривать. – Ты его накормила? Как себя чувствуешь?
—
Нормально, жить буду, торт спас меня, — ответила я, отсалютовав
вилкой с десертом.
— Эти
чертовы поставщики, будь они неладны. И в канун Нового года! — за
окном начали взрываться салюты, а большие напольные часы пробили
полночь.
— С
Новым годом, мамочка, дедушка! — воскликнул Матвей, радостно прыгая
на месте.
— С
Новым годом, мои дорогие, — с улыбкой, утирая слезу, поздравил
Криштов и обнял нас.
—
Надеюсь, такого больше не повторится, — извиняющимся тоном сказал
Криштов. Но я была готова кормить Матвея хоть всю жизнь, лишь бы он
был здоров. От вида голодного ребенка у меня разрывалось
сердце.
Сущность
вампира не позволяла Матвею болеть, как обычные дети, а вот из-за
голода… могло случиться все, что угодно.
О своих
ощущениях и о том, что он видел в моей ауре, Матвей рассказал деду
за семейным ужином. Потом мы раскрыли подарки, после чего вышли
погулять на Патриарших и любовались разноцветными всполохами
салютов. Мы были счастливы, как никогда. Это был наш последний
Новый год вместе, а осенью Криштова не стало.
Его, то
есть наш семейный бизнес перешел ко мне и Матвею. Об этом по всем
правилам было написано в завещании, когда адвокат Всеволод Львович
вручил мне его за чашкой чая у нас дома. Моя квартира по-прежнему
оставалась за мной, хотя большую часть времени я привыкла проводить
у Криштова-Кристиана.
Кристиан…
ненастоящее имя старого мага. Перед смертью, в последний раз отдав
кровь внуку — он рассказал мне всю правду, ничего не утаивая. Я
смотрела на несчастного, и в то же время когда-то эгоистичного мага
– за последние месяцы он сильно постарел, словно ему было под
девяносто. Сухонький и слабый старичок с впалыми потускневшими
глазами, вздувшимися венами на костлявых, обтянутых бледной кожей
руках. Он сжимал мои пальцы и выталкивал из скованного болью горла
слова признания.