Как только перед носом несчастной
заплаканной Аглаи закрыли двери музея, я подошла к ней.
— Добрый вечер. Я стала невольной
свидетельницей вашего инцидента. Вы эксперт?
На меня смотрели два больших серых
глаза из-под круглой оправы очков.
— Д-да, а вы, простите, кто?
— Я ваш новый работодатель, хозяйка
небольшой антикварной лавки и картинной галереи на Чистых прудах.
Как раз ищу себе помощника, а то, что вы эксперт, делает вас
бесценным сотрудником. Ну что? Не хотите проехать в лавку и изучить
всё на месте?
То ли она была сильно расстроена
неожиданным увольнением, то ли ей стало все равно, куда и с кем
ехать, но она согласилась; мы взяли такси и вмиг домчались до
Чистых прудов.
В лавке девушка внимательно
осмотрелась, пока я закрывала дверь и ставила ее коробку на
стол.
— Лавка с виду небольшая, но здесь
весьма просторно, чтобы посетителям было удобно ходить, и они
ничего не задевали. Все бьющиеся и особо важные предметы убраны в
закрома или стоят на полках, — рассказывала я, разложив
соответствующие документы и разрешения.
Аглая, как она мне потом
представилась, внимательно все перечитала. Подержала в руках,
одетых в специальные перчатки, то, что ей было интересно, и
прошлась по закромам.
— Система безопасности у вас лучше,
чем в музее, — отметила она, садясь на стул.
— Да, мой отец был очень скрупулезным
человеком, особенно это касалось документов. Как вы уже убедились —
они в полном порядке, придраться совершенно не к чему.
— Совершенно… — неторопливо
проговорила Аглая, поправляя очки на переносице.
— Сколько вам платили в музее?
Девушка замешкалась, и появился
легкий румянец на ее щеках.
— Неужели так мало? Мать честная, вы
что же, практически задаром у них работали?
— Мне был нужен стаж. Я все равно
собиралась уволиться, но не в этом году.
Я написала на листке сумму ее
зарплаты и проценты от продажи изделий. За несколько минут мы
подписали договор, и Аглая уехала на такси, оплаченном мной, в свое
Новокосино, где снимала жалкую квартирку-студию. А уже через месяц
она перебралась поближе к центру.
Внешне Аглая осталась «серой мышкой»,
разве что сменила старые вещи на новые. Но в ее глазах появились
жизнь и одухотворенность, по которым сразу можно сказать — человек
счастлив, потому что находится на своем месте – там, где ему
хорошо, и где он должен быть.