Для похода на иракскую столицу был образован специальный корпус, получивший претенциозное название группы «Йылдырым», что означало «Молния».
Командование этой совершенно бессмысленной операцией было поручено переведенному в Африку после неудачной попытки взять Верден немецкому генералу Эриху фон Фалькенхайну.
Что же касается самого Кемаля, то после долгих проволочек он был назначен командующим входившей в состав группы «Йылдырым» Седьмой армией.
Назначение мало обрадовало хорошо знавшего себе цену Кемаля.
Поддержанный другими османскими офицерами, он потребовал для пользы дела вручить бразды правления группировкой ему, боевому и заслуженному генералу, имевшему опыт боев в пустыне.
Прекрасно понимая праведное возмущение своих соотечественников, Энвер успокоил их тем, что это временное назначение, и обещал вернуться к этому вопросу.
Кемаль не поверил ни единому его слову и принялся нагнетать и без того напряженную обстановку.
В своем стремлении возглавить группу «Йылдырым» он использовал самый малейший повод, дабы лишний раз доказать некомпетентность немецкого генерала, и в свойственной ему жесткой манере в пух и прах разбил подготовленный немецким генералом и его штабистами план по возвращению Ирака.
Вернуть Ирак невозможно, безапелляционно заявил он, и любое сражение за него приведет к совершенно ненужным жертвам.
Кемаль жестко критиковал стратегический интерес этого сокрушительного проекта, придуманного немцами и Энвером, чтобы помешать продвижению британских войск из Египта.
Более того, он замахнулся на святую святых и постоянно оспаривал приказы вышестоящих немцев.
«У него было убийственное настроение, – вспоминал позже будущий канцлер фон Папен, тогда молодой лейтенант, – несомненно, из-за разногласий с Фалькенхейном по поводу принимаемых мер».
Вручив докладную Энверу, он отослал копию великому везиру Талаат-паше.
Обрисовав безрадостную картину состояния османской армии, Кемаль убедительно просил его придерживаться только оборонительной тактики и продолжать концентрировать силы на Синайском фронте.
Но куда там!
Фон Фалькенхайн настаивал на своем, и его совершенно не смущало полнейшее незнание им страны и особенностей ведения войны в пустыне.
Как и всякий немец, он был надменен и не собирался советоваться с уже надышавшимися жарким воздухом пустыни османскими офицерами.