«Смена султана – очень важное событие для страны и нации», – записал в дневнике Кемаль и, дабы лишний раз напомнить о себе, он дал телеграмму главе султанской канцелярии, который ездил с ними в Германию.
«Я, – писал он, – безмерно скорблю о нашем последнем султане и в то же время выражаю надежду на то, что армия и страна перестанут быть игрушками в руках неумелых людей!»
Почему он не поспешил в столицу?
Потому, что его продолжали мучить почечные колики.
Избранный им образ жизни, полный излишеств, чрезмерного напряжения и испытаний, сказался на здоровье.
Он постоянно страдал от венерических заболеваний, приступов усталости и нарушения функции почек.
Покидая Карлсбад в конце июля, Кемаль записал в дневнике: «Карлсбад не принес мне должного облегчения; все те же проблемы со здоровьем».
5 августа Кемаль прибыл в Стамбул.
Ситуация в столице была напряженной.
Всё чаще в правительстве раздавались голоса, требующие заключения сепаратного мира.
Смертельно уставшая за годы войны Анатолия погрузилась в глубокое уныние.
В Стамбуле продукты исчезли с прилавков, процветала спекуляция.
Столица походила на горящий факел.
Многие видели в гигантских пожарах, охвативших город в начале лета, предзнаменование беды.
Авиация союзников регулярно бомбила город в течение последних дней июля.
Кемаль встретился с маршалом Иззетом, недавно назначенным генерал-адъютантом султана, с которым у него установились дружеские отношения.
Затем Кемаль попросил аудиенции у нового султана, и тот принял его.
Надо ли говорить, с каким воодушевлением, поспешил он на встречу со своим «старым добрым другом».
Новый владыка принял Кемаля ласково и даже дал прикурить сигарету, что в Османской империи считалось знаком высшего отличия для подчиненного.
Ободренный таким началом Кемаль завел речь о стоявших перед страной проблемах,
– Прежде всего, – говорил он, – нужно взять под контроль армию. Только в этом случае будет возможно принять необходимые меры…
Чем больше и убежденней говорил Кемаль, тем отчужденнее становилось лицо султана.
Кемаль оставил политику и снова принялся рассыпаться в куда более приятных для султанского слуха уверениях в своей преданности престолу.
К его удивлению султан при прощании снова пригласил его к себе.
Всего за три недели он встретился с ним четыре раза, причем две встречи проходили наедине.