Об этих встречах можно судить только по версии самого Кемаля, изложившего ее в своих «Воспоминаниях», опубликованные в 1926 году
Когда во время третьей встречи султан заметил, что население голодает, Кемаль снова заговорил о своем:
– Ваше замечание совершенно справедливо, но ваше намерение накормить население Стамбула не освободило бы ваше величество от необходимости прибегнуть к более насущным и безотлагательным мерам во имя спасения страны. До тех пор, пока сила, обязанная защищать государство, нацию и всех ее союзников, находится в руках другого, вы будете только называться падишахом…
Камень был явно в огород Энвера.
Беда была в другом,
Та самая армия, которую Кемаль предлагал использовать в роли спасителя, находилась в плачевном состоянии.
Войска отступали, за исключением Кавказа, на всех фронтах.
Дезертирство приобрело небывалые размеры.
Только в Анатолии укрывалось более двухсот тысяч дезертиров.
Разведка союзников регулярно сообщала о мятежах, терзающих обескровленную армию.
Позже Исмет Иненю напишает о том, что в течение последнего года этой «войны без надежды мы испытывали чувство стыда».
Вахидеддин прекрасно знал о том, что за пределами Стамбула больше не существовало ни авторитетов, ни порядка.
Банды грабителей, зачастую состоящие из дезертиров, бродили по стране, наводя страх на население.
Крестьяне, которые больше не надеялись на защиту полиции и жандармерии, укрывались в горах.
В беседе со своим послом в Швейцарии высказал еще большую озабоченность, чем во время встреч с Кемалем.
Он сожалел о разногласиях между ведущими политическими деятелями, его беспокоили увеличение пожаров в Стамбуле и моральный дух армии.
– Я, – говорил он, – опасаюсь общенародного восстания; к несчастью, ситуация оправдывает бунт. В настоящий момент я не знаю никого, кому бы я мог доверить правительство. Мое государство на пороге гибели…
И все же Кемалю не удалось убедить Вахидеддина.
Да и что он значил, даже тогда, по сравнению с все еще влитяельными Энвером и Талаатом?
К тому же, он, как и всегда, был один и, кроме Иззета, не встречался больше ни с кем.
Судя по всему, он не увиделся даже с вернувшимся из софийского посольства и занявшим видный пост в партии «Единение и прогресс» Али Фетхи.
Впрочем, султан отметил его, назначив своим почетным адъютантом.