Только с постижением духом своей несводимости миру и обретением культурно эстетическим инстинктом опоры в развитии этого представления духовное творчество стало суверенно и непрерывно, даже в рамках парадоксов восхождений к крушениям.
Конституирование духовной культуры осуществилось в тот момент, когда человек отделил себя в своих представлениях от мира, сразу и навсегда разорвав путы биологического. Животные, их мощные выразительные представители: тигр, лев, барс – в своей охотничьей деятельности проявляют все зачатки праинтеллекта: планирование, предвидение, выбор эффективных способов и стратегий – они только не выделяют себя из окружающего охотничьего пространства, испытывают все превратности судьбы как его часть; только человек вступил в исторический диалог с ним, через который открывается «звездное небо надо мной, и нравственный закон внутри меня (И. Кант)».
Этот исторический, истинно человеческий прорыв начался около 100 тыс. лет назад, в эпоху неандертальского человека.
Судьба, казалось, впервые обратила внимание на ползавшее по просторам Старого Света существо, все более возобладавшее над ее стайными наскоками, и подвергла его комплексному испытанию, после солнца саванн и ярости саблезубых хищников обрушив лед и арктическую стужу великого евразийского оледенения 125 тыс. – 40 тыс. лет назад; и вступив в великую зиму с мустьерской каменной техникой, мало отличимой от орудий живущих в изобилии тепла и туш африканских архантропов, и с брезжущими надеждой навыками огня, он вышел гордым победителем на берег своего расцвета.
Огрубление общего облика, усиление реликтовых черт могучего быстрого зверя, выразительно явленное в мускулатурных гребнях костяков и скошенных черепах неандертальцев прямо свидетельствует о тяжести удара, опрокидывавшего прачеловека в пропасть биологической деградации: специализацию в агрессивное хищное существо. Следы массового каннибализма на стоянке Крапина в Югославии, и в пещере Ортю во Франции прямо свидетельствуют, что давление внешних обстоятельств не прошло бесследно: прижизненные раны на костях, нанесённые несомненно искусственным оружием подтверждают, что человек нередко становился объектом охоты для себе подобных, мясом в прямом смысле, даже в нарушении внутривидовой солидарности, присущей млекопитающим; обращался зверем, худшим, чем волк среди волков.