До Янджоу тысяча ли (сборник) - страница 5

Шрифт
Интервал
Лишь душа в темноте проплывает нагая.
Дома громоздятся с потухшим лицом,
Уши наставили, слушают чутко.
Над Невою багровое всплыло яйцо,
В облак чёрный нырнуло, как утка.
Я путешествую улицей, будто во сне.
На скамейку присяду – Селена появится снова
И осядет легко на колени ко мне,
Как весенняя бабочка или корова.
И не страшно, когда под ресницами ходит планета
И шевелится тонкий и светлый под пальцем живот,
И сверкают меж пальцами сполохи чистого света,
И смеётся по космосу влажный и радостный рот.

Третий блокнот

«Квартира крыльями с восторгом замахала…»

Квартира крыльями с восторгом замахала:
По ней проехался приветливый Саддам.
С лицом всеобщего любимца и нахала
Отплясывает, как гиппопотам.
А дальше всё. Глухие коридоры,
Сортир поёт, как утренний петух.
Правительство на кухне отдыхает,
Свободой дышит, но взор уже потух.
На чердаке раскрыли рот зубастый мыши
И, сняв очки, заглядывают в душу.
И облак грязный мне в форточку задышит —
И скалится, как будто хочет скушать.

«Грустно сидеть среди ночи, газетой шуршать…»

Грустно сидеть среди ночи, газетой шуршать,
                                                               как в Китае.
Стены гуляют, месяц рождается, скоро бежать.
Трезвые буквы дрожат, рассуждают: страна, мол, святая,
Будто бы сами они не бандиты, едрёна в кровать.
Сколько ж ночей уже, ноги задрав, отдыхаю.
Что ли напиться? Или статью покурить?
Ночью мяучит душа, словно нежная птица на крыше.
Долго ль ещё по вселенной вместе кружить?

«То день болтался за спиной, то ночь повесилась в окошке…»

То день болтался за спиной, то ночь повесилась в окошке.
То ветер дул, то магазин бежал толпой.
Ты зубы скалила, он прыгал дивной мошкой,
Я всей квартирою ушёл в запой.
Оно, конечно, весело, когда кричат с экрана,
Друг друга палками гоняя под столами.
Но всё ж саднит в стране и разъедает рану,
И небо, кажется, увы, уже не с нами.

«Когда расстёгнуто на воздухе лицо…»

Когда расстёгнуто на воздухе лицо,
И грудь живёт едва, но что-то дышит,
И люди из трамвая порхают далеко,
А грузовик курлыкает всё выше,
Тогда безумствую иль по вселенной плачу,
То царь, то протянул дрожащую руку.
Высокомерную урежу кукарачу —
И дальше полетел: ку-ку, кукареку!

Болею

Лежу и дышу. Телевизор в стене погибает.
Закружит потрясённую голову – снова ей окорот.
На лету пятизначные острые перья роняя,
Следующая страница