Мы с семьёй расселись за столами на веранде, а Второв с хозяином
заведения прошли внутрь. С собой занесли какой-то армейского вида
сундук на защёлках. И старого корсара Хуана Мануэля, который с
поистине пиратским азартом и бесстрашием накинулся на ящик
халявного хереса в каюте. Весь не прибрал, но убавил изрядно. В
связи с чем последние часа полтора тянул давешнюю заунывную
мелодию, но из диапазона двух-трех нот не выходил, мелизмами и
прочим вокальным разнообразием тоже не поражал. Так, подвывал себе,
изредка икая. И походку приобрел рискованно-неустойчивую, как в
двенадцатибалльный шторм.
Я только взялся за чай, как к нам на веранду вышла донья Мария
и, махнув рукой, пригласила следовать за ней. Я потрепал по голове
Аню, погладил за ушком улыбнувшуюся жену и пошёл вслед за
пираткой-буфетчицей вглубь кафе, где никогда до этого не бывал. Мы
прошли кухню насквозь, благо — там было пусто и относительно
нежарко. За плитами, кастрюлями и прочими дуршлагами нашлась
неприметная дверка, куда и нырнула моя провожатая. Я шагнул
следом.
В комнатушке примерно четыре на четыре за круглым столом сидели
Второв и дон Сальваторе, ещё два места пустовали. В кресле в углу
гудел на одной ноте догорающим трансформатором Хуан Мануэль. Рядом
с ним стояла полупустая бутылка и к уже привычному хересному
выхлопу добавился аромат яблочного перегара. Судя по всему, господа
за столом решили временно исключить его из обсуждения контрольным
стаканом кальвадоса в голову. Михаил Иванович кивнул на стул рядом
с собой, и я уселся на указанное место. Мария села рядом с мужем, и
они, видимо, продолжили ранее начатую беседу. На испанском. На
котором я знал уверенно только слова «херес», «Сервантес» и
«Ювентус». Причем, насчет последнего были сомнения в национальной
принадлежности. «Бесаме, бесаме мучо» - протянул внутренний
фаталист, прозрачно намекнув, что даже он в языках значительно
подкованнее меня. Оставалось сидеть, как ассенизатор в опере —
ничего не понимая, но со значительным выражением на лице.
— Прости, Дим, некогда было в курс дела вводить, время оказалось
ещё сильнее деньги, чем обычно, - закончив фразу, обратился наконец
ко мне мощный старик.
— Да я, признаться, в курс дела особенно и не горел входить, я
же и про само дело-то ничего не знаю, - пожал плечами я.