Мать не узнала его, сидела в серой больничной одежке, глубокомысленно всматриваясь в беззвучный голубой экран с хорошими сыщиками и плохими джентльменами, свидетельствуя происходящему в нем, безостановочно долбясь правым кулаком в невидимую стену.
Он окликнул ее. Она не отозвалась, покачиваясь маятником в такт жестам посылающего стране беззвучные слова и многозначительные выразительные паузы. Он подумал: «Чего я должен бояться, так это своего желания поверить им. Это же естественно и так просто: взять – и поверить, и, наверное, свалится, как перина, сберегаемая забывшей времена бабушкой, облегчение. Почти счастье…»
– Мы не хотели тревожить вас, – сказал суровый специальный доктор, снимая внушительные очки с натруженной переносицы, – но долго наблюдали за вами. Вы нас не видели, возможно, потому что вы такой большой, а мы такие маленькие, но мы наблюдали.
Он вдруг обнаружил, что боль второстепенна. Голова гудела вонючим танковым движком, но его больше заботило похрустывание и покрякивание желудка и клубы сизого воздуха, вырывавшиеся из ноздрей. И только отвращение к процессу нового проявления сквозняка на затылке заставляло его разговаривать с этим бесполезным человеком, пытавшимся его в чем-то переубедить.
– Вероятно, это можно назвать атавизмом, – солидно и достойно пробурчал белый халат, всматриваясь в толстую потрепанную бумажную пачку из сшитых нитками школьных тетрадей.
– Со временем, – очкарик поднял на него лицо, испачканное пегой редкой бородой, – я надеюсь написать об этом статью. В научный журнал.
– Международный, – почти испуганно добавил врач, опасаясь, что иной другой не послужит веским оправданием его едкой любознательности к чужим неприятностям.
Мазик точно ответил. И даже услышал свою речь со стороны:
– Я знаю: вы делаете лишь то, во что верите.
Он осознал, что страх создал внутри него две новые личности, скорее всего, все-таки две, а не три или четыре, хотя никто – и он тоже – не мог знать это в точности. Эти двое очень настойчиво пытались навязать ему свое, далекое от реальности мнение в части дальнейшего развития событий.
Он осознал, что страх создал внутри него две новые личности, скорее всего, все-таки две, а не три или четыре, хотя никто – и он тоже – не мог знать это в точности. Эти двое очень настойчиво пытались навязать ему свое, далекое от реальности мнение в части дальнейшего развития событий.