Шумер улыбнулся.
– Мысли. Вслух.
– Так вы экстрасенс или имеете эту… божественную природу? – спросил парень с верхней полки.
– Самому не смешно? – поднял глаза Шумер.
– Нет.
– Не думаю, что есть связь.
– Ясно, – насмешливо сказал парень, – а я уж подумал, что вы таким образом апостолов набираете.
– Это еще смешнее, – сказал Шумер. – Кто последует за мной?
Стало тихо. Словно издалека долетал шум с мест за переборками. Дима отвернулся к окну. Полный пассажир, сидящий напротив Шумера, потупился. Старлей переглянулся с женой. Волосатый парень с верхней полки с усмешкой произнес:
– Ну, не, я помню, что там дальше было.
Он отклонился, пропал, стукнув в жесткий каркас пяткой.
– Извините, – сказал, привстав и обращаясь к «полочнику», мужчина с «дипломатом», – но там были римляне, и, вообще, совсем другая страна, зелоты, фарисеи.
– Во-во, – сказал парень. – А у нас будет полиция, попы и бандиты.
Мужчина с «дипломатом» сел.
– Я не могу, – сказал он растеряно, – у меня аудит.
Шумер улыбнулся.
– Я не в претензии.
– Но у меня номер в гостинице, двухместный. Если вам негде жить… Это было бы замечательно, если б вы поселились вместе со мной!
– У меня есть, где жить, – сказал Шумер.
– Я серьезно, – горячо заверил его мужчина с «дипломатом». – У меня забронировано на две недели.
– Я тоже.
На мгновение закрыв глаза, Шумер воссоздал в памяти старый двухэтажный дом, потрескавшуюся штукатурку, неряшливую побелку стен, электрические провода на фарфоровых «роликах», пролет деревянной лестницы к деревянной двери.
Там, за дверью – его квартира.
Старенькие обои. Пожелтевшие. Какой на них был узор, уже и не видится так ясно. Кажется, какие-то голубенькие лепестки в ромбиках золоченых пересекающихся линий. Угол ободран и аккуратно подклеен. У самого входа – тумбочка, в ящичек которой складывали ключи и носовые платки. Нынешняя тумбочка, темного дерева, – третья или даже четвертая инкарнация. Первая имела аптечный белый цвет. Вешалка и антресоли. Наверху – шапки. Рыжая, лисья – женская, мужская меховая «ушанка», кожаный шлем с очками-консервами и шляпа-канотье, потерявшая товарный вид.
Половичок упирается в простенок. Третья справа половица скрипит, если на ней прыгнуть. Простенок занят отрывным календарем и часами-ходиками. Из-за старого комода выглядывает зеркало, бог его знает откуда притащенное. Оно целиковое, от пола до потолка, в тяжелой деревянной раме, выкрашенной коричневой краской.