Чистый Голос вспыхнул. Он совсем не хотел, чтобы священник и какая-нибудь монахиня заменяли ему отца и мать. Он сожалел, что у них не было своих детей и что они скучают по дому, но он ничего не имел против того, чтобы они ехали восвояси и жили так, как им хочется. Бобо, казалось, почувствовал враждебность воспитуемого. Резко отодвинувшись, он поднялся и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.
– Твой отец говорил мне, что ты хороший наездник. Ты когда-нибудь помогал ему объезжать лошадей?
Чистый Голос кивнул и посмотрел священнику в глаза.
– Сколько их было?
– Две. И еще дедушке… Три.
– Три! – Бобо оживился. – Это были дикие лошади?
– Да.
– Скажи, разве твоему отцу не приходилось силой укрощать их норов? Я полагаю, он хлестал их кнутом и бил каблуками до тех пор, пока они не начинали понимать, что человек – не враг им, а друг!
Чистый Голос слушал Бобо с интересом.
– А когда ты надолго уезжаешь в прерии, Джон, – разве ты не стреноживаешь лошадей, чтобы они не ушли далеко от дома и не заблудились? И разве ты не привязываешь их, когда приезжаешь домой?
Разговор о лошадях напомнил Чистому Голосу, как давно он не скакал на коне по прерии. Занимаясь домашним хозяйством, он редко обращал внимание на небо, считая его самой естественной частью окружающего пейзажа. Но когда ему случалось в одиночестве ехать верхом, его порой поражало величие сияющего синего купола, накрывавшего бескрайние равнины. Тогда он откидывался назад в седле и продолжал скакать, обратив лицо кверху так, чтобы видеть одно только небо. В такие минуты он представлял, что его скакун мчится галопом к горизонту, перемахивает через край и, взмыв в небо, парит в вышине вместе с орлами.
– Стало быть, тебе известно, что для того, чтобы быть добрым, иногда приходится быть жестоким? – Священник поднял брови и покровительственно улыбнулся с видом человека, который выиграл спор, но чувствует, что торжествовать – ниже его достоинства.
Бобо снова уселся на стул рядом с Чистым Голосом и промурлыкал ласково:
– Ты – дикий мустанг, мой мальчик. Я – твой дрессировщик. Я уверен, что через несколько лет ты будешь благодарить меня за то, что я сделал для тебя. – Священник помолчал, голос его стал еще мягче. – Но я бы предпочел, чтобы ты благодарил за это Иисуса, потому что я делаю его работу.