– Ладно, – махнул рукой Саша, – только таскать будем не через улицу, а напрямую. Сломаем часть забора.
– А как же малина? – возмутился дед.
– Тогда вози один, – флегматично ответил Саша.
– Ладно, – тяжело вздохнув, согласился старик.
Два дня Саша, кляня искусство старых краснодеревщиков, щедрость Муромской и скаредность деда, наполнял бездонные недра «шанхайчика». Несколько самых неподъемных вещей дед с бабкой решили внести в дом. Это были: дубовый буфет, палисандровый шифоньер размером с табачный ларёк и необъятных размеров кровать карельской березы, которая почти полностью заняла одну из трех теплых комнат.
– Зачем вам эта кровать? – обливаясь потом и задыхаясь, спросил Саша.
– Хочу поспать по-княжески, – самодовольно ответил дед.
– Да, хорошая постелька, – вторила ему бабка.
Она рассказала Саше, что покупатель, присланный из дачного треста – Леонид Леопольдович Линдэ – явный жулик; что дача по балансу стоит десять тысяч рублей, а Муромская хотела пятьдесят, и это вполне нормально за такую дачу и в таком месте; но Линдэ сначала давал всего двадцать, а в итоге, через неделю, согласился на сорок, но он несомненно обманет Ольгу Константиновну. Саша слушал бабку вполуха. Все эти выкладки молодого человека не интересовали и единственное, что радовало его, это персональный подарок Муромской – двухметровые напольные часы восемнадцатого века с гулким тяжёлым боем. Через день Саша уехал в Москву с твердым решением вернуться на дачу только осенью, когда будет нужно помочь старикам перебраться на зиму в город.
Подходя в конце октября к поселку, Саша издалека уловил какое-то неприятное изменение в привычном пейзаже а, подойдя ближе и услышав глухие удары кувалды, понял: дома Муромской больше не было. Придя на дачу, Саша, едва поздоровавшись со стариками, сразу поднялся в мансарду, чтобы из восточного окна посмотреть, что же творится за глухим трехметровым забором, окружавшим теперь, бывший участок Ольги Константиновны. Посреди растоптанных газонов и раздавленных цветочных клумб, на месте бывшего дома, щерилась большая черная яма, в которой двое рабочих отбойным молотком разбивали остатки кирпичного фундамента. У ворот, разложив прямо на багажнике новенькой белой «Волги» какие-то синьки с чертежами, подтянутый загорелый мужчина в джинсовом костюме деловито втолковывал что-то другому: толстому, лысоватому, с папкой под мышкой. Летний домик Орловых превратился теперь в бытовку – дверь нараспашку, крыльцо почернело от натоптанной грязи. По всему периметру огромного участка были сложены стройматериалы: бревна, доски, кирпичи, мешки с цементом. И только одичавший вишенник за ручьем, который Муромская за его оторванность от основного участка называла «вишневым островом», оставался в своем первозданном виде.