Тем не менее взгляд Веттия постоянно возвращался все к той же молодой вдове – и в ее изящном, летящем профиле отражалось то же воодушевление, та же жестокая, непреклонная воля. Веттий любовался ею, чувствуя в себе и какое-то иное, небывалое волнение, захватывавшее его ничуть не меньше, чем увлеченность игрой.
После звериной травли устроили перерыв, во время которого служители-лорарии привели в порядок арену, засыпая песком обагрившую ее кровь людей и животных, к полудню же были назначены гладиаторские бои. Но вместо обычных мурмиллонов, ретиариев и фракийцев на сцену выпустили «парфян» – конных лучников, одетых в войлочные кафтаны, расшитые тесьмой и подпоясанные кушаками, а также широкие шаровары. Все они были с непокрытыми головами, с лентами, закрывавшими лоб и поддерживавшими волосы. Им противостояли римские воины, одетые в чешуйчатые панцири старого образца, времен божественного Юлия. Мощный рев гидравлического органа усиливал напряжение боя. Исход сражения был предопределен: «парфян» перебили всех до одного.
Когда игры окончились и зрители в приятном возбуждении покидали амфитеатр, Веттий решился было оторваться от Гельвидиана и последовать за прекрасной вдовушкой, но ее и ее спутника унес один людской поток, Веттия – другой, и он с досадой понял, что затея безнадежна.
– Ты не знаешь, кто была эта девушка… то есть вдова, которая сидела двумя рядами ниже нас? – спросил он брата.
– Девушка-вдова? Интересное сочетание!
– лукаво подмигнул Гельвидиан. – Не заметил! Однако ты, мальчик, уже начинаешь действовать согласно предписаниям старины Овидия? – и Гельвидиан, подняв руку, с пафосом продекламировал:
Благоприятен и цирк началу любовных подходов —
Благоприятен и шум возле песчаных арен.
Здесь над кровавым песком воюет и отрок Венеры —
Метко он ранит сердца тем, кто на раны глядит.
Только искать надо хотя бы ярусом выше, потому что, как говорит тот же пелигнский поэт:
Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты!
Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!
[8]Кто-то из шедших рядом оглянулся на них с усмешкой, Веттий покраснел и не решился продолжать разговор.
«Неужели я больше ее не увижу?» – подумал он сокрушенно и, вопреки доводам разума, мысленно пообещал владычице Венере пару белых голубок, если та поможет вновь ее найти.