– Ну, военный – не военный, Эмеш его на голову выше. Это храбрым надо быть.
– На войне и не такое было, – отозвался я. – Да, и Эмешу драться б научиться.
– А он разве не умеет? – удивился Дахи.
– Так, ты видел, как он его отделал, – хмыкнул дядюшка Энтус. – Он же его чуть не убил. Но, парень, ты, всё равно, молодец, – подмигнул он мне.
Я только усмехнулся в ответ. Знал ли хоть кто-то из них, что такое битва в открытом море, когда два корабля сходятся борт о борт, когда исход схватки порой решает даже не умение и не храбрость сражающихся, а всего лишь порыв ветра, который может либо помочь, либо погубить. Что была сегодняшняя драка по сравнению с тем, когда, балансируя на вантах, удерживаясь одной рукой, другой пытаешься поразить своего противника. А под тобой не менее тридцати футов, а там, внизу палуба, на которой тоже кипит битва. Или, когда, перебегая по мосткам, перекинутым на палубу противника, ты в любое мгновение ожидаешь выстрела, или штыка, готового принять тебя и передать прямиком в руки смерти? При всём моём уважении и благодарности к Дахи и дядюшке Энтусу, я не мог сказать, что им было знакомо это чувство, ибо ни один из них, ни разу не был на войне. И потому в их глазах я сейчас выглядел героем.
– Алил, – обратился ко мне Дахи. – А, что ж ты полез-то с ним драться, всё-таки?
– Он мою родину оскорбил, – отозвался я. – Я, что, выслушивать это буду?
– Правильно, – кивнул дядюшка Энтус. – Таких надо на место ставить. И за Родину стоять, пусть даже вот так.
Мы ещё долго втроём вели беседу о необходимости защищать свою Родину как от вражеского вторжения, так и от оскорблений, пока Дахи не отправился домой, со словами, что «его будет злиться».
– А, его вечно злая ходит, – фыркнул дядюшка Энтус, закрывая за другом дверь. – Мы как-то оба в неё влюблены были, по молодости ещё, да по дурости. Ну, Дахи ей всё цветы таскал, а я их обоих на лодке катал. Так и свадьбу они на лодке играли, а я в гребцах был. А теперь смотрю, так, мне ещё повезло. Сейчас с этой гарпией, вон, не выжил бы. А, так, встретил потом девушку, неплохо жили.
– А что случилось? – спросил я.
– Умерла при родах, – ответил он. – И сына с собой забрала. С тех пор, вон, с племянниками вожусь.
– Сожалею, – отозвался я.
– Да, на всё Божья воля, – он отвернулся, подавив тяжёлый вздох. – Может, ей там лучше, чем со мной, – он мгновение помолчал. – Ну, а ты?