По ночам генерал возвышался бледным призраком на пьедестале, нагоняя страх на случайных прохожих, и лишь беcшабашные подростки временами собирались у памятника, наполняя окрестность фимиамами сладкого дурмана. Роберт Ли стал обузой для всех – как в притче про дряхлого старца, который и сам бы рад перейти в мир иной, но бессилен что-либо сделать. После тягостных раздумий мэр города принял верное решение – избавиться от генерала. Героя славных времен высвободили из гранитных оков и схоронили в темном подвале – подальше от людских глаз. Переплавлять не стали, лишь стыдливо прикрыли изваяние ветошью.
Консерваторы облегченно было вздохнули, полагая, что охота на ведьм обошлась малой кровью, но не тут-то было – страну охватила лихорадка политкорректности.
Повсюду фанатики ринулись низвергать Джексонов6, Стюартов7, Пелхамов8 и прочих конфедератов, сражавшихся на стороне Юга. В церквях, на собраниях и на улицах городов заговорили о генеральной исторической уборке. Святой дух справедливости парил над землей как в славные деньки Генезиса. В воздухе назревали волнения апокалиптических масштабов и народ вновь уверовал в пришествие Мессии или, на худой конец, – в пророка Моисея.
И пророк не заставил себя долго ждать.
То был памятный день Золотого Тельца9.
С утра в буфетах и за барными стойками прошел слух о предстоящем выступлении Франкенштейна. Поначалу ничто не предвещало скандала: оскаропоклонники были слишком заняты распределением лавров. Но уже к полудню в конференц-зале собралась вся богема континента: прославленные актеры, всемогущие продюсеры с грациозными конкубинами и наконец, целая плеяда сценаристов-графоманов, отличившихся написанием мыльных опер.
Ведущий мероприятия торжественно объявил о выходе маэстро и публика затихла в тревожном ожидании. Подобно Венере с картины Тициана, на помостках появился голый продюсер – в руках его ослепительно сверкали золотые Оскары. Голливудская богема оцепенела (все было решили, что продюсер-эксцентрик повредился умом), но Франкенштейн, не дав никому опомниться, разразился громогласной речью:
– Дорогие мои коллеги! Дамы и господа, в особенности дамы! – прошу вас, не смущайтесь моей наготы, ибо в ней таится аллегория на обнаженную истину. А истина, друзья мои, состоит в том, что наш либеральный Голливуд погряз в грехах, как свинья в луже грязи!