Мысленно уносилась в свое детство, когда еще была жива мама. Она-то и приучила ее любить музыку, в основном, симфоническую, и эта любовь с годами усиливалась. А когда затихали многочисленные инструменты, создававшие настоящее волшебство, какое-то время не двигалась, не желая возвращаться в свою неустроенную жизнь, серую и унылую, но эта жизнь была неотъемлема от нее, и она с жалостью входила в нее, вздыхая и проклиная свою непутевую судьбу. Об отце старалась не думать. И все же изредка приходила в голову тревожная мысль: как он там один? Пересилит ли себя, откажется ли от выпивки, потеряв из-за нее сынишку, потом жену, а теперь и ее, единственную дочь? Гнала от себя тяжелые воспоминания, боялась их, но все чаще ловила себя на том, что переживает за отца. Были такие минуты, когда хотелось забежать в свой родной дом, спрятавшийся в старом яблоневом саду на окраине города, где жил он, одинокий и несчастный, поднять его, погибающего в водочном угаре, уложить в постель, чтобы он не спал на столе или на полу, но сердце, вспомнив прошлое, начинало протестовать: нет, не отец ей тот пьяный, небритый, постаревший мужчина, который попрекал ее куском хлеба и обзывал дармоедкой и шлюхой.
– Ах, Катюша! – щебетала ей поздно вечером Зина, вернувшись с Наташей с танцев. – Так весело было! Музыка, вино, парни… Ах-ах-ах! – и поднимала тонко выщипанные брови.
– Кто весел, а кто нос повесил. – Наташа посмотрела на Катю: – Напрасно не пошла с нами. Годы-то шлепают по лужам да все мимо и мимо. Потом не догонишь.
– Ну и что? – сдвинула плечами Катя. – Мне тишина по душе. Да и подтянуть учебу надо. Тройки и даже двойки пошли.
– Всему, чудик, свое времечко, – неопределенно высказалась Наташа. – Сердцу ведь не перекроешь кислород.
– Днем – учеба, вечером – кх… горячая любовь, – поддержала ее Зина. – А любовь – не картошка.
Наблюдая за возбужденными подругами, Катя грустно улыбнулась.
– Вы, девчонки, треплетесь, точно расстроенные балалайки.
– Ну ты, брось! – дернула расческой взбитые кудри Зина и ойкнула. – Сама-то ты заплесневела. Мхом скоро покроешься.
– Дольше сохранюсь. Зато вы разбазариваете себя: вчера были одни парни, сегодня – другие. А вы все хохочете.
– А тебе-то что? – нахмурила брови Наташа. – Сама не гам и другому не дам. Вот послушай. Спросила как-то соседка подругу: «Курица-наседка, что яйца насиживаешь?» «Пытаюсь…» «Но цыплят без петухов не бывает». «Разве?»