— Это не по-советски! — возмутился
молодой, звонкий контральто.
— Вы ещё скажите, что детей лупить
нельзя, — ехидно высказалась дама лет сорока.
— Конечно, нельзя! — воскликнула моя
соседка.
— Нас ремнём воспитывали и вон,
гляньте-ка, нормальными людями выросли! — к разговору подключилась
женщина глубоко бальзаковского возраста.
Я слушал весь этот горячечный бред и
тихо офигевал: за всю жизнь мне даже сны цветные никогда не
снились, а тут такие качественные галлюцинации. Может, у меня
сердце остановилось, и меня экстренно с того света вытягивали, а
вот это вот все — последствия сердечно-лёгочной реанимации?
Тем временем скандал разгорался. Я
вздохнул, открыл глаза и всё-таки рискнул оглядеться по сторонам.
Вовка оказался молодой девушкой, на руках у которой сидел бутуз лет
пяти и азартно долбил пожарной машинкой по спинке соседнего кресла.
Дородный мужчина лет пятидесяти, с густыми усами и насупленными
бровями требовал у молодой мамочки угомонить ребёнка.
Рядом со мной сидело то самое
звонкое контральто, которое утверждало, что воспитывать детей
ремнём — метод не советский. Машинально отметил, что грудной голос
соседки очень подходит её внешности. Была она вся какая-то уютная,
мягкая, с бархатными ресницами, вишнёвыми губами, со светлой русой
косой толщиной в половину моего запястья.
Я покосился на высокую грудь и
внезапно заёрзал на сиденье от приятных, но неуместных сейчас
ощущений.
Переключил внимание на старуху
Шапокляк, которая ратовала за кнут в процессе воспитания. Впрочем,
«старуха» — это я погорячился. Худая дама в возрасте за пятьдесят с
длинным носом и стогом сена на макушке выглядела элегантно,
несмотря на невзрачный пиджак из прошлого века и большой
приплюснутый блин на голове.
Я склонялся к мнению Шапокляк в
плане воспитания. Женский коллектив детского дома разбавляли два
мужика — трудовик и сторож. И оба воспитывали нас скорее кнутом,
чем пряником. Трудовик прививал манеры метровой линейкой по мягкому
месту, а мог и рейкой вдоль хребтины протянуть за нарушение техники
безопасности. Сторож справлялся крупкой лозиной и подзатыльниками.
И ничего, выросли, в люди вышли, только выправка крепче стала.
Стоп! Я качнул головой, пытаясь
поймать несоответствие в словах граждан.
При чём тут советский или
несоветский метод воспитания? После распада Союза прошло до чёрта
десятков лет. Я даже сам не ожидал, что перескачу вместе со всеми в
двадцать первый век, с моей-то профессией и образом жизни. А вот
сумел, многих пережил и ушёл на пенсию относительно здоровым и
бодрым.