– Как одолела эта ходячая реклама гондонов, – процедил пробуждённый цветами жизни Ярослав. – Взять бы ремень и выпороть как следует их родителей. Где мы щас?
– Да к Курску подъезжаем. Ты самые интересные деревья проспал.
– Курск – это хорошо! Соловьиный край… Я сейчас, пока санитарной зоны нет, – Ярослав поднялся и исчез за койками. Всякий раз, когда он ехал в Москву, терпел до Курска, родины футбольного «Авангарда» – заклятого соперника белгородцев. До такой степени он любил футбол.
– Как знали, не прокатило, – вернулся Ярослав в статусе первого пассажира, разочарованного в том, что в фирменных поездах появились биотуалеты. – Помню, играл «Салют» с «Авангардом», тогда ещё самолёт с хоккеистами «Локомотива» разбился. Так мы вывесили баннер «Помним, скорбим…». А куряне – «Салют – говно». Вся суть. Тогда ещё после матча весь наш фанатский сектор в отдел забрали, – с ностальгией закатил глаза Ярослав.
Хотел Андруша лишний раз высказаться насчёт фанатов, да остерёгся: Ярослав со школы топил за белгородский «Салют», практиковал выезды и вполне мог дать в морду тому, кто называет фанатов быдлом из-за того, что фанаты бьют в морду за одно лишь мнение о них как о быдле. Тем более Че отвернулся. Он смотрел в заоконную даль и то и дело поднимал ладонь до горизонта, чтобы видеть только небо. О каком футболе могла идти речь, когда на его глазах свершалась магия: облака и солнце, всю дорогу преследовавшие поезд, тотчас замирали в стоп-кадре, стоило Че заслонить грязно-снежные поля с куцыми скелетами деревьев. Увиденное вдохновило наблюдателя на бодрость и он втянул Андрушу в свои домыслы о природе вещей.
Вскоре справа, из глубин межкроватья, послышалось шуршание фольги и газет в сопровождении пластиковых звуков распаковки контейнеров с пищей. Запах, схожий с тем, который в канун Нового года транслируется в подъездах, добрался до Андруши и Ярика. По такому случаю Че вскрыл пачку чипсов и отгородился от кухонного духа сырной стеной.
Он был принципиальным поборником того, что в общественных местах надо есть еду профессионально приготовленную и универсальную, ко вкусам и запахам которой окружающие морально подготовлены. А домашняя стряпня, дескать, – это личное, близкое и привычное только домочадцам. Да и домашний кухарь – он всегда готовит как для себя, а значит и мяса кладёт побольше, и, пока пельмешки лепит, может в трусах почесать, и пресный бульон обратно в кастрюлю выплюнуть – всё своё же… Поэтому, страхуясь, Ярик старался пробовать домашние блюда только от кашеваров приятной наружности.