Дом был заброшен и позабыт. Все также темнели пустые окна. Все также топорщились крапива и чертополох. Все также цвели сальвии.
Но внимание Эммы привлекли не сальвии, и даже не крапива, а чуть приоткрытая калитка, ведущая к дому. Словно порыв ветра распахнул ее, но у него не хватило сил, чтобы захлопнуть ее обратно. Или кто-то заглянул во двор миссис Ландер, но по незнанию не очень плотно прикрыл за собой старую заржавленную калитку.
– Неужели дом старухи Ландер кто-то купил? – мысль в голове Эммы возникла сама собой, совершенно не заинтересовав и не получив дальнейшего развития.
Эмма поставит чашку и направится в гостиную, чтобы убить время до обеда. Но на полпути ее останавливает звонок в дверь.
Эмма удивленно хмурит брови.
– Том? – ключ с трудом проворачивается в замочной скважине. – Ты что-то забыл?
Дверь резко распахивается, так что Эмма чуть не вылетает за ней следом. И ей приходится крепче ухватиться за ручку двери, чтобы не столкнуться с незнакомцем с букетом кроваво-красных сальвий.
– Извините за вторжение, – незнакомец неловко улыбается. – Я ваш новый сосед. Разрешите войти?
Эмма хотела захлопнуть дверь перед носом этого наглого типа, но отчего-то медлила. Она поочередно переводила взгляд с цветов на лицо незнакомца. То, что она стояла перед ним в одной ночной рубашке ее нисколько не смущало. И то, что сквозь тонкую ткань просвечивалось ее тело, ее ничуть не волновало. Эмма не была красавицей. Белесые, почти бесцветные волосы. Глаза неопределенного цвета, менявшие свой оттенок в зависимости от освещения с темно серого до ярко-зеленого. Немного длинноватый нос, слегка оттопыренные уши и чуть непропорциональные черты лица не привлекали особ противоположного пола. Да и умом, как говорится, Эмма не блистала. Не то, чтобы она была полной дурой – училась она вполне сносно. Но существовали вещи, которые Эмма никак не могла или не хотела понять. Ей было абсолютно безразлично, какая партия претендует на победу в выборах, какой нынче курс валюты, какая завтра будет погода и так далее. Эмма путала демократов с республиканцами, йены с лирами, штиль со шквалом. Да ей это было и не нужно. Все свои недостатки она с лихвой перебивала одним немаловажным достоинством. И это достоинство было ее тело. Оно сводило с ума многих. Многие жаждали прикоснуться к идеальным формам, нежной коже и безупречным линиям. Эмма знала это, и умело этим пользовалась. Вот и сейчас она не без удовольствия ощущала, как глаза незнакомца проникают сквозь легкую ткань и скользят по ее телу, повторяя каждый изгиб, каждую выпуклость.