– А вы вообще молчите! – пронзительно
заверещала она, – ваша роль здесь вообще не понятна! К
«Союзу истинных христиан» вы отношения не имеете! Я
прекрасно вижу, что на утренние молитвы вы не ходите! И на вечерних
были всего один раз! Как вы сюда попали?! Ещё и дочку свою
взяли!
–
Вообще-то именно за мероприятия, которые проводила Любовь
Васильевна, нам и оплатили поездку сюда. И вам, кстати, тоже, –
попытался разрулить конфликт Пивоваров, но только подкинул дровишек
в костёр её ярости. – Так что можете поблагодарить Любовь
Васильевну.
И
понеслось.
Вот не надо было ему это говорить.
–
Роман! Скажи хоть что-то! – завизжала она, – ты же видишь, что
происходит! Мало того, что они опозорили нас перед людьми. Так ещё
напали на меня! Деньгами уже упрекают! Да вы все должны быть нам
благодарны, что Арсений Борисович проявил великодушие и
пустил вас сюда! Хотя очень зря!
– Попрошу умерить свой тон, – процедил
Ляхов, неприязненно глядя на меня.
– То есть вашей родственнице называть
нас скотами можно, а Любовь Васильевне «умерить тон»? Так,
по-вашему? Что-то много вы себе позволяете, товарищ, – отрезал
Пивоваров.
– А вы кто такой, чтобы мне замечания
делать? – вскинулся Ляхов.
– А вы кто такой? – зло усмехнулся
юрист.
– Пётр Кузьмич, не обращайте внимания,
– сказала я, – Роман Александрович мнит себя хозяином области, а
нас считает своими крепостными. Поэтому и ведёт себя
соответствующе.
Комиссаров громко
заржал.
– Хамьё! – презрительно сообщила ему
Аврора Илларионовна.
Скандал продолжал набирать
обороты.
Благообразный не выдержал и решил
вмешаться:
– Товарищи! – строго сказал он, –
давайте прекратим разборки. Я требую, чтобы вы сейчас разошлись по
своим комнатам. С каждым из вас будет проведена беседа. И я считаю,
что вы должны извиниться друг перед другом. Бог всё видит. Не
копите грехи. В Писании сказано…
Он затянул нудную проповедь монотонным
голосом, минут на двадцать.
Слушать её после нашего триумфа в
соборе было откровенно скучно. Однако главную функцию Арсений
Борисович выполнил – потушил пожар конфликта.
Поэтому, когда он договорил, все уже
малость пришли в себя. Во всяком случае больше никто никому ничего
не говорил. Так, бросали друг на друга язвительные и
недоброжелательные взгляды и всё.
После проповеди-выговора, нас отправили
по своим комнатам.