Я вздохнул.
– Дела не ахти, но я не суицидник. И друг у меня есть – он скоро вернется.
Когда есть друг, можно считать, что тебе повезло.
Моего друга зовут Фред, и на каникулы он уехал к матери. Она полгода живет в Лондоне, в Челси – изучает нижнее белье Георгианской эпохи в Национальной художественной библиотеке. Это тема ее диссертации, а не предмет фетиша.
Второе полугодие Фред будет жить с мачехой и с отцом – «Планом “Б”» и «Газелью».
В нашем переезде сюда всего два плюса, и один из них в том, что теперь я живу ближе к Фреду, так что будет здорово, когда он вернется.
– И вообще, – сказал я, желая успокоить Поузи, – кто будет приглядывать за Говардом, если я самовыпилюсь?
Для Говарда я – новый кормилец и поилец, поэтому он не выпускает меня из виду. Услышав свое имя, он сразу приходит в чувство – открывает глаз и навостряет ухо. Даже в своем привычном полубессознательном состоянии он точно знает, что происходит.
В доме, кстати, воняет мочой. Впитавшейся, настоявшейся, вездесущей мочой. Мы пытались от нее избавиться, но если вам кажется, что освежитель облагораживает запах прописанных ковров, то можно только порадоваться, что вам неведома эта альтернатива.
Отчасти это проделки Говарда, хотя не его вина. Ему пришлось долго сидеть взаперти. И Аделейд в последнее время по ночам пользовалась судном. А что, правильно: в девяносто лет добраться до туалета – это настоящий марш-бросок. Плюс к тому несколько кошек. Вся свора превратила дом в одну большую общественную уборную. А сейчас кошки свинтили.
Тут драить и драить, и мама бодается с Обществом охраны исторических зданий насчет того, кто будет платить.
– Когда-нибудь все перепадет этим козлам, так какого черта они жмутся на дурацкую уборку?
– В этом козлином мире все по-дурацки, – сказал я. Меня реально пробивает на смех, когда моя вежливая мама начинает ругаться.
Глядя на мое веселье, она улыбнулась:
– Что-то я слегка разошлась.
– И не говори.
Это ее немного взбодрило. Некоторые не видят в сарказме ничего смешного, но в нашей семье принято подтрунивать друг над другом. В нашей ужавшейся семье. В нашей сузившейся на треть семье.
Если вас интересует, как мама ощущает себя в ситуации «мой муж – гей», мне кажется, она почти в порядке. Хотя трудно сказать наверняка. В ответ на вопрос о самочувствии она неизменно отшучивается: «Меня отвергли, но не сломали», или «Мне горько, но я свыкаюсь», или «Задета честь, но к черту месть».