Князь крови замер посреди
лестницы.
— Значит… Вы говорите, что он может
лишиться магических способностей?
— Лукавить не буду. Такие риски
есть.
Дмитрий Павлович побледнел ещё
сильнее, отчаянно стиснув руки. Казалось, слова лекаря отняли у
него последние надежды. Андрей же оставался собранным, лишь сжав
кулаки так, что костяшки побелели.
Мы прошли по коридору и остановились
у нужной палаты — и ее, и весь этаж, охраняли ребята из
Зимнего.
— У вас десять минут. Вряд ли юноша
сейчас выдержит больше. И, прошу вас, не давите на него. Разрыв
энергетических каналов здорово влияет и на психику, и на
когнитивные способности.
Иными словами, Павел мог очень туго
соображать. Что неудивительно после того, что он устроил.
— Я буду в соседнем кабинете. Прибыл
Толстой, есть первые результаты из лаборатории для обсуждения. И
еще, Алексей Иоаннович, граф Толстой зачем-то хотел поговорить с
вами. Как освободитесь, зайдите, пожалуйста.
— Конечно, — отозвался я.
Наверняка Толстой хотел выяснить у
меня подробности сражения с Павлом. Или детали того, как мы
приводили его в чувство, пока с мигалками везли в Военмед. Для
исследователей имела значение каждая мелочь.
Заболоцкий кивнул нам, приглашая
пройти в палату Павла. Дмитрий Павлович двигался медленно,
заторможенно — словно хотел и одновременно боялся увидеть сына.
Павел лежал на больничной койке,
бледный и обессиленный, с глубокими синяками под глазами и почти
прозрачной кожей. К его рукам и груди были прикреплены десятки
датчиков, выводившие показатели на подмигивающие мониторы. Он с
трудом разлепил веки, и когда его взгляд упал на нас, в нём
читалась странная смесь облегчения и разочарования.
Дмитрий Павлович подошёл к нему
ближе и, не скрывая тревоги, сел рядом, взяв его за руку. Павел на
миг, словно отстраненно, уставился на их сцепленные руки, будто не
мог понять, что они делают вместе в одной комнате.
— Павлуша, как ты себя чувствуешь? —
голос Дмитрия Павловича дрожал, но он пытался говорить уверенно. —
Мы с тобой, мы постараемся вытащить тебя из этого. Врачи делают всё
возможное, а я…
— Я же говорил тебе бросить меня и
бежать, — сквозь зубы процедил он. — Я выиграл тебе время, а ты
поджал хвост.
— Да что ты такое говоришь, Павлуша?
Как я мог тебя бросить? Ты же мой…
Павел попытался приподняться на
локтях, но не смог. Вместо этого он просто поерзал на подушке и зло
выругался.