КБГэшники дёргают его на допросы ежедневно. Михайлович говорит, что и рад бы что-нибудь рассказать, но не может. Похоже, он совсем не понимал, чем занимался кредитный союз под его «руководством», и что за документы подписывал. Остаётся разводить руками и ворчать: «Знать бы, где упадешь – соломки бы постелил!».
Позже всех в камере встаёт бизнесмен. Подтянутый мужчина в адидасовском костюме старается спать как можно дольше. Проснувшись, долго всматривается в потолок, словно тот расписан фресками Микеланджело. Затем с тяжёлым вздохом опускает ноги на пол и молча идёт мыться.
В чём конкретно его обвиняют, Саша не рассказывает. Лишь однажды, будучи в особенно возбуждённом состоянии после допроса, бросает: «Да, я давал взятки, но, судя по тому, что я здесь – давал не тем людям» и замолкает до самого вечера.
Близятся к завершению десять дней – срок продления ареста. Опять в сердце затеплилась искорка надежды. А вдруг шеф что-то порешал? А может быть, адвокат смог убедить судью? Да мало ли что лезет в голову человеку в тюрьме!
За день до окончания срока вызывают «без вещей». «Похоже, очередной допрос», – думаю, бредя длиннющим коридором.
В допросной – знакомый паренёк с челкой и ещё двое.
– Ну что, будем говорить?
– Мне действительно нечего рассказывать. Я ничего не знаю.
– А вот ваши подельники уже всё рассказали! Почитайте!
Передо мной листок с показаниями. В дальней комнате офиса сидел пятидесятилетний мужик с отвратительным запахом из рта – Гусев. Вадим Николаевич, кажется. Чем он занимался, я не вникал. Выясняется, что он тоже заполнял дурацкие чеки.
В показаниях Гусев подробно описывает, как Нагнибеда каждый день клал ему на стол чековые книжки, потом забирал и куда-то уносил. Это всё, что он знает.
– Ну, и что? – дождавшись пока я прочитаю показания Гусева, следователь смотрит на мою реакцию. – Ваш коллега оказался умнее и сейчас находится дома, с родными. На подписке. А вы – в ИВС!
– Я буду разговаривать только в присутствии адвоката!
Как обычно, меня спрашивают о «конверте», как обычно, я ничего не отвечаю, защищаясь статьёй Конституции и требуя присутствия адвоката. Часа через полтора собеседники, устав от бессмысленной игры в одни ворота, уходят несолоно хлебавши.
Конвоир ведёт назад, в камеру. По смене обстановки вокруг, понимаю, что возвращаемся мы совсем не той дорогой, какой пришли. Реле тревоги загорается в мозгу, но я успокаиваю себя: «Может, просто другой путь?». Наивный!