Через полчаса я услышала крики и стоны со стороны бараков. Я еще никогда не видела, как начинается утро здесь, среди заключенных. Я подлетела к окну и стала наблюдать картину: эсэсовцы с прикладами залетали в бараки, а через несколько секунд оттуда вытягивали сонных и напуганных людей. Выталкивали, били, хватали за шиворот, ударяли о стены. Некоторые люди даже не успевали обуться. Им сразу приказывали выстроиться в шеренги по пять человек на перекличку. Я отвернулась от окна. Я никак не могла привыкнуть к этой ненужной жестокости, и, наверное, никогда бы и не смогла. Мне было о чем подумать.
Пока еще не пришли остальные медсестры, я села за небольшой стол, за которым состоялся ранее наш разговор с Томасом, и развернула записку. Я еще раз пробежала глазами по строчкам. Первая была самой главной. Она подтверждала, что Януш здесь, жив и здоров. Напрягло меня то, что он жил в бараке номер 13. Насколько я знала, в этом бараке обитали только члены зондеркоманды. В нее набирали лишь евреев, почему там оказался Януш, я не знала. И поэтому я не видела его в лагере. Эти люди живут отдельным государством, постоянно заняты на крематориях и в газовых камерах. Если он действительно был в зондеркоманде, то мне следовало очень поторопиться, потому что это была самая адская работа во всем лагере. Я вообще не понимала, как Януш на ней держится: он был интеллигентом до мозга костей, учтивым, но твердый характером. Он не был из робкого десятка, за что и поплатился, попав сюда. Самое главное, я теперь знала, где
его искать. Но вот что сказать ему, я не знала. Как сообщить о Доминике,
если я сама не верю в то, что он уже давно мертв?
Как вытащить его отсюда и согласится ли он на мою помощь. Он был упрям, и я не могла сказать наверняка, чем обернется наша встреча. Решив, что подумаю об этом позже, я перешла ко второй части записки. Я специально попросила Клару найти эту семью с девочкой-ангелочком, которую стригли у меня на глазах. Они меня зацепили, я не хотела терять их из виду, мне нужно было их защитить и оградить от возможных неприятностей здесь. Они были еще такими маленькими. Да, у них был отец, возможно, сюда привезли их мать. Но если о ней нигде не упоминается, значит, ее могли отправить с вагона прямо в газовую камеру. Как эти дети были живы после селекции и почему были с отцом вплоть до самого расселения, оставалось только догадываться. При мысли о том, что эти дети могут остаться круглыми сиротами, мне слезы навернулись на глаза, но я быстро прогнала это чувство, не время было распускать сопли. Ребят мне тоже нужно было найти. Я не знала, в порядке ли они, только раз мельком я увидела мальчишку среди других заключенных, но потеряла из виду.