Ещё лет в семь Гилберт был милым смешливым ребёнком, способным очаровать дочь бургомистра. Но в восемь за его воспитание взялись всерьёз, и через пару лет Гила было не узнать. Худой, вечно изможденный малец с неизменными лиловыми пятнами скорби под глазами, с впалыми щеками и регулярными припадками со временем стал вызывать в сверстниках страх, потому как походил на зомби. Воспитанники боялись что однажды, Гилберт впустит в их дом страшную силу, и та поглотит всех.
Гил не знал, кому первому пришла в голову эта дикая мысль, да и не важно это было, потому что подхватили её все, включая и его единственную подругу Эрму.
Вот тогда-то настоятель и принял решение, что Гилберту пора начать практику сталкера. Эрма была первой, кого Гил повел в мир мёртвых. И первой, кого он там оставил. Вспоминать об этом сталкер не любил, но каждый раз, когда тропу его жизни пересекало святое братство – воскресали и эти страшные видения.
Гил уже давно не походил на того щуплого недоноска, каким был в приюте. Да он не стал бравым широкоплечим фехтовальщиком с подкрученными усами. Но за десять лет сумел окрепнуть и даже приобрести некую сухопарую рельефность и гибкость. Только вот острые скулы всё так же придавали его лицу некую трагичность, несмотря на то, что он вёл довольно праздный образ жизни.
Но с тех пор как судьба свела его с метром Хаганом, эти самые скулы всё чаще окрашивались румянцем, а глаза лучились сапфировым сиянием. И никаких теней под ними!
Именно таким обворожительным повесой и предстал он в первую их встречу. Именно таким и должна была помнить его Марлена. Обаятельным, лёгким, чуть взбалмошным, а не валяющимся на сальном топчане с проломленным черепом и потрескавшимися от сушняка губами.
Гил отвернулся к стене, почувствовав себя восьмилетним заморышем, над которым настоятель приюта ставил свои опыты. Она пришла, она была готова выложить целое состояние за разговор, но не потому что помнила о них, а потому что ей что-то нужно от сталкера. Всем что-то нужно от сталкера. И никому, в сущности, нет дела до Гилберта Лаубе.
– Я беспокоюсь обо всех людях, – раздался за Гиловской спиной её мелодичный голос, – потому что грядёт нечто страшное, но неотступное.
– Дай угадаю, – проговорил он не оборачиваясь, – ты представляешь «лезвие нового правителя»?