Когда я встал, голова закружилась так, что вся комната поплыла
перед глазами куда-то влево. Но, исхудавшие ноги моего нового
княжеского тела все-таки выдержали вес плоти, хотя сначала и
задрожали в коленях. Конечно, здорово помогло, что Степан в этот
момент поддерживал меня. Усилием воли уняв дрожь, я сделал первый
робкий шаг в свою новую жизнь, которую мне предстояло прожить в
этом времени. Пусть я еще совсем недавно и считал эту реальность,
окружающую меня теперь, далекой историей, но, раз угораздило
попасть в такую фантастическую передрягу с перемещением между
временами и телами, значит, придется превозмогать свою немощь и
бороться с обстоятельствами.
Чувства бродили во мне двоякие. С одной стороны, мне было
страшно навсегда распрощаться с прошлой привычной жизнью человека
из двадцать первого века. Но, с другой стороны, проснулся у меня
интерес к этой эпохе, в которой я очутился, смешанный с пониманием
того, что здесь, обретя новый статус, я смогу принести больше
пользы, послужив Отечеству. Будучи сыном военного в третьем
поколении, я еще с детства среди школоты прослыл чудаком, поскольку
определял целью своей жизни не накопление и потребление, а именно
служение родной стране. Если я и играл в компьютерные игры, то
всегда про войну и за наших, а всякую фантазийную чепуху не
любил.
А тем одноклассникам, кто не разделял мои взгляды, я, бывало,
вдалбливал их силой. Потом, когда всерьез занялся боксом, меня
перестали задирать. Вроде бы, даже зауважали. Вот только, я все
равно чувствовал, что многие сверстники просто боятся меня,
сторонятся и не хотят общаться. А в друзьях у меня были ребята,
увлеченные поисками реликвий Великой Отечественной…
Вырос я, короче, патриотом. Потому и в военное училище поступил
вполне осознанно. И вот сейчас понимание того, что именно мне
почему-то выпал уникальный шанс попробовать ускорить развитие
России в девятнадцатом веке, давало силы преодолевать боль и
слабость. Начинающийся XIX век давал надежду на грандиозные
перемены во всех сферах жизни Империи, если только я все-таки сумею
подхлестнуть прогресс…
Сделав еще один шаг, я приказал Степану не придерживать меня.
Убедившись, что могу не только стоять самостоятельно, но и
перемещаться маленькими осторожными шаркающими шажками, я велел
денщику принести зеркало. Вскоре он приволок небольшое в медной
рамке, позеленевшей от патины. И я впервые увидел себя другим. Из
отражения на меня смотрело лицо сильно осунувшегося и обросшего
бородой брюнета. Скорее молодого, но давно уже не юнца. Впрочем, я
в своей прошлой жизни тоже был брюнетом, вот только глаза мои были
карими, а не серыми стального оттенка, как у Андрея Волконского. Да
и лицо у меня раньше имелось более круглое и простоватое, а теперь
стало удлиненное с прямым носом, а не с курносым, как раньше. Рот
несколько уменьшился, а губы теперь у меня стали более тонкими.
Зубы порадовали, потому что сохранились ровными и белыми, несмотря
на то, что, лежа в коме, я их, конечно, ни разу не чистил.