Напротив стойки встала тень старушки и прикрыла ладонью рот и
нос работницы регистратуры. Не видящая никого, кроме меня, женщина
отшатнулась, прижала руку к груди, постепенно восстанавливая
дыхание. Глядя на действия теней, я пришла к странному выводу –
именно их близость обостряет безотчётный страх работницы перед
чужими судьбами.
Я натянула капюшон на лицо и прикрыла глаза. Не хватало ещё,
чтобы тени заметили мой интерес. Спустя несколько минут поняла, что
моё отношение к теням поменялось – желания с ними общаться у меня
не появилось, но и страха уже не было. Я как будто почувствовала
себя сильнее их.
– Тыневири? – позвала меня женщина. – Вы ей кто? – она всё так
же избегала смотреть на меня.
– Дочь. – я встала и снова подошла к стойке.
Старичок посмотрел на меня чуть наклонившись, но, когда понял,
что я его вижу весь как-то уменьшился, сконфузился и отошёл от
женщины. Я незаметно для регистраторши показала ему кулак.
– Пройдите в сто двадцать четвёртую палату. Прямо по коридору,
после телевизора налево и до конца.
– Спасибо. – уже отойдя на несколько шагов я остановилась и
повернулась к ней. – Не бойтесь. – обвела глазами замершие тени и
продолжила – Они больше не будут вас трогать.
Женщина посмотрела на меня как на умалишённую, а тени отошли от
неё на расстояние нескольких метров.
– Не посмеют. – добавила я полушёпотом.
Коридор был мрачноватым. Чистым, недавно покрашенным, но
сумрачным. Мимо выключенного телевизора я едва не пролетела, но
вовремя заметила. Левый коридор оказался чуть лучше освещённым и
уже не пустым. Две женщины сидели возле окна и негромко, но активно
жестикулируя обсуждали некую Свету, которая ухитрилась выйти замуж
за парня младше себя на семнадцать лет и теперь собиралась улететь
с ним на материк, оставив детей на бабушек. Я не прислушивалась, в
этом не было необходимости.
В сто двадцать четвёртой палате были заняты только две койки из
четырёх. Мама лежала возле окна укрытая покрывалом. Её глаза были
закрыты, а лицо отдавало неестественной бледностью. По другую
сторону палаты на кровати сидела старушка и баюкала загипсованную
руку.
– Мама?
Мама открыла глаза, повернула ко мне голову и, удивившись, чуть
виновато улыбнулась.
– Привет, Тына. Ты чего здесь?
– В смысле чего? – опешила я. – К тебе пришла.
– А. Я думала, ты после обеда придёшь. В приёмные часы. Как тебя
пустили?