Глубокий анабиоз.
До родной планеты были тысячи лет пути на той скорости, которую
теперь могли развить корабли, и эти тысячи лет можно было переждать
только одним способом, – временно почти умереть.
Это был не просто риск – это было практически стопроцентное
массовое самоубийство. Никто и никогда не ложился в глубокий
анабиоз больше чем на двести лет. Никто никогда не проверял и не
рассчитывал, – может ли техника, поддерживающая малую искру
жизни в уснувших астронавтах и самих кораблях, столько выдержать.
Техника эта проектировалась и создавалась с пятикратным запасом
прочности и надежности и редко подводила своих создателей и хозяев.
Но теперь нужен был пятидесятикратный запас.
Они отключили от энергии все, что можно было отключить,
законсервировали все, что можно было законсервировать и
продублировали систему жизнеобеспечения анабиозных капсул столько
раз, сколько было возможно.
Погасли реакторы и обзорные экраны. Затих ток в проводах и
кабелях. Герметично, с тихим чмокающим звуком, закрылись люки
анабиозных капсул.
Атомный таймер, время работы которого могло быть сопоставимо со
временем существования некоторых планет и звездных систем,
бесстрастно приступил к отсчету срока, по истечении которого, он
должен был дать команду к пробуждению.
* * *
Казалось, эта боль не кончится никогда. Зародившись где-то в
таинственных и непостижимых глубинах мозга, словно слабый и далекий
сигнал автоматического радиопередатчика, она постепенно усилилась
до такой степени, что не замечать ее, забыть о ней не осталось
никакой возможности. Она, эта боль, пронзала насквозь все…
Что – все? Что у меня болит?
У меня? Значит, есть
я?
Болело все и одновременно ничего.
Для того чтобы определить, что именно
болит, нужно это самое что иметь.
Или хотя бы знать, что оно у тебя
есть.
Или было.
Это может быть голова. Или рука. Или сердце. Это может быть
любая часть твоего организма и тела…
Тела?!
У меня было тело…
У меня есть тело!
И оно, черт возьми, болит!
Болит сердце, печень, легкие, руки и ноги! Болит голова и мозг
внутри головы! Болят глаза и уши! Они болят! Господи, они болят, и
это значит…. Это значит, что я жива!! Время вышло, и таймер
запустил систему в обратную сторону. Так. Надо вспомнить, что было
написано в руководстве по выходу из глубокого анабиоза. Боль скоро
должна пройти, она уже понемногу проходит, становится слабее, тише,
как будто вытекает из тела сквозь тысячи пор. Дышать. Почему я не
дышу? Ах да, еще, наверное, рано… Странное это ощущение – жить и не
дышать. Забавное. Неужели все-таки получилось? И… и как я теперь,
интересно, выгляжу? В анабиозе не стареют. Но ведь жизненные
процессы не прекращаются окончательно, – иначе просто
наступила бы смерть. А тут не века даже прошли. Тысячелетия. Нет,
не верю. Не хочу проснуться старухой, годной только на то, чтобы
вспоминать прошлое. Прошлое, которого почти и не было. Если это
окажется так, то лучше совсем не просыпаться. Однако когда же…