Он уложил оставшиеся чебуреки в пакетик, а в машине поделился с
нами.
— Вот этот остудил, — предупредил меня дядя Витя и дал кусочек
Сан Санычу со своей широкой ладони. Пёс аккуратно всё съел и
облизал. — Не жирное, не переживай, специально такое взял.
Хотелось действовать быстрее… давно уже не было такого ощущения,
много лет. Едем мы с отцом брать того, кто участвовал в его
убийстве. Киллер не выстрелит вообще, те, кто его привёз, сидят в
ИВС, их будет нудно допрашивать следователь Румянцев, оставалось
только решить вопрос с главарями банды.
Я буквально еле сдерживался, чтобы усидеть на сиденье.
Отец и дядя Витя по дороге гадали, кто такие эти Ганс и
Сёма.
— Я вот про Сёму слышал, — вспомнил Витя, — он, гадина такая,
едрить его за ногу, подбивал пацанов с района, хотел их
использовать, чтобы на продуктовый склад ночью зашли. Но там
покойный Чингиз с Зареченских чуть его за это не закопал, как
услышал, это ж его точка была. Едва откупились, Сёма машину отдал
за это.
— У него была машина?
— Была, но деталей всего этого у меня нет. Угнанная, похоже, или
по доверенности ездил, не знаю. Тогда, вроде, за него кто-то из
бугров Слепого вписался, Сёма потом для него всякие поручения
делал, по мелочи. А вот Ганс… просто припоминаю, что у кого-то из
ваших, — он посмотрел на меня, — информатор был, аварец вроде бы,
которого твой коллега от наркоты отмазал, а тот ему стучал на
своих. Вспомню фамилию, скажу… вдруг чего нащупаем.
Путь на территорию больницы перекрывала поднятая цепь, но отца
знали в лицо, сторож опустил цепь, и мы въехали внутрь.
Тимофееву нашли быстро. Бабушка — божий одуванчик, маленькая,
улыбающаяся, сидела на кровати, держа в руках костыль. На ногах
тёплые синие тапочки, одета в больничный халат. Голова
перевязана.
— А они мне сказали, что в деревне домик-то хороший, —
рассказывала она, — там коровка есть, курки ходят, козочки.
Картошку садить летом буду, морковку, всё своё. И лесочек там,
говорят, рядом, с грибАм. Вот и говорят, продай квартирку-то, тот
домик и купишь. Яблочек мне привезли, тапочки вот купили.
То кнут, то пряник, как говорил Федюнину покойный старик
Захаров. В этом случае выбрали пряник. Если не считать
черепно-мозговую, с которой она тут и оказалась.
Бабушка одинокая, лежала в переполненной палате, и все соседи
думали, что это дети отжали у неё квартиру, но свои подозрения
оставляли при себе. А детей-то у старушки и не было, сын давно
погиб в Афгане.