Отец махнул рукой, сел в машину и завёл двигатель. И вот так всю
жизнь, всегда на работе.
— Ну что, Сан Саныч, — сказал я псу и присел перед ним, чтобы
погладить и застегнуть поводок на потёртом кожаном ошейнике. — Вот
и с тобой мы встретились.
Довольный пёс высунул язык и преданно смотрел на меня, думая,
что я буду с ним гулять по улице. Но на деле он пойдёт со мной куда
угодно. Снова молод и жив.
Это настоящий ментовский пёс, он проходил обучение у МВД-шных
кинологов. Но на службе он работал исправно, когда вдруг его
захотели списать, как профнепригодного. Состряпали липовый акт,
что, якобы, нервная система неустойчива, и он агрессивен. Я потом
выяснил, что на самом деле он слегка прикусил одного вредного
начальничка кинологов за филейную часть, когда тот замахнулся на
него палкой, и пес сразу впал в немилость и в
профнепригодность.
Усыпить его должен был ветеринар в областном кинологическом
питомнике МВД. Но он оказался моим знакомым. Он собаку пожалел и
позвонил мне, я как раз подыскивал себе серьёзного пса. Вот так Сан
Саныч оказался у меня.
— Пошли, — я поднялся, и пёс важно пошёл рядом со мной.
Тогда в милиции было проще, и никто особо не возмущался, когда я
приходил в отдел с собакой. К нему даже привыкли и узнавали.
— Сан Саныч пришёл, — через стекло посмотрел дежурный Ермолин,
держа у уха трубку телефона.
Его вечно недовольное, кислое лицо, будто он каждое утро съедает
половинку лимона, при виде собаки выправилось в радостной эмоции,
но совсем ненадолго. Он снова принялся орать на кого-то по телефону
вредным, громким и въедливым голосом. А я пошёл дальше, в сторону
лестницы.
На первом этаже под ногами лежала старая мелкая узорчатая
плитка, местами поколотая, местами отсутствующая, из-за чего
проглядывал слой положенного ещё при царе Горохе бетона, на который
в некоторых местах стелили линолеум. Здание очень старое, в нём и в
советское время была милиция, а кто-то говорил, что ещё и до
революции здесь сидели городовые. В нулевых это здание снесут, а мы
переедем в другое, более удобное помещение.
— О, Сан Саныч, — из кабинета впереди выскочил запыхавшийся
мужик в кожаной жилетке и быстрым шагом прошёл мимо нас. —
Васильев, доброго! Видел, кого вы с Якутом притащили. Потом забегу,
пока занят.
Здоровались с нами и ещё, знали нас уже все. Наконец, я добрался
до тёмной лестницы, где снова сгорела лампочка, и поднялся на
второй этаж. Ремонта здесь не было очень давно. Потёртый линолеум
ходил под ногами, то поднимаясь горкой, то опускаясь, а грубо
оштукатуренные стены осыпались от одного взгляда.