— О, Лёха Васильев, — сказал Якут. — Тебя ищет, Пашка. Ладно,
поговори, а мы сами дотащим, никуда он не денется.
Он открыл дверь и выкрикнул, глядя на здание:
— Васька! Помоги мне!
На втором этаже в открытое окно высунулся высокий мужик под
полтинник, с красным лицом и пышными рыжими усами. Это был опер
Устинов. Шутник и балагур в звании капитана.
— Ща, погодь, Андрюха! — пробасил он из окна. — Иду!
А я вышел из машины, убедившись, что сидящий рядом Дружинин не
сможет сделать ничего дурного. И отец, стоящий у москвича, шагнул
ко мне навстречу.
Я уже вымахал выше его на голову, но он был шире в плечах.
Говорил он медленно, спокойно, будто всегда обдумывал каждое слово.
В руке держал сигарету без фильтра, всегда курил «Приму», только с
получки покупал что-то чуть подороже.
Даже не знаю, что сказать. Это странное ощущение, ведь я не
видел очень долго. И думал, что никогда не увижу. А отец заметил,
что я какой-то не такой, как обычно.
— Смотришь как-то странно, — сказал он, с недоверием оглядывая
меня.
— Не выспался, — я откашлялся. — Всё хотел снова повидаться с
тобой.
Хотелось наброситься на него и обнять. Но я сдержался.
— Молоток он у тебя, Лёха, — Якут тем временем вместе с
Устиновым вытаскивали сопротивляющегося Дружинина.
— О, даже Якут тебя похвалил, — отец удивился. — А чё
повидаться-то хотел? На прошлой неделе же виделись, — он
усмехнулся. — Я ненадолго, ехать надо по работе. Если чё, вечером
подплывайте. Вот, друга твоего привёз с дачи, а то с собой взять не
могу, — он показал на машину. — Ждёт тебя, не дождётся, все три дня
скучал.
— Будто двадцать лет тебя не видел, — с усмешкой сказал отец, не
подозревая, насколько прав.
А из москвича доносился радостный лай. Отец открыл заднюю дверь
машины, и оттуда выскочила крупная немецкая овчарка. Со счастливым
повизгиванием пёс оббежал меня вокруг, ткнулся мокрым носом в руки,
попрыгал пару раз, понюхал туфли и запрыгнул в тачку. Совсем
ненадолго, а только чтобы взять оттуда поводок и принести в зубах
мне.
— Гулять уже хочет, — с притворной строгостью произнёс отец и
хмыкнул. — Утром я с тобой гулял, разбойник. Ладно, погнал я,
некогда. Если скажет, что голодный, то врёт, я его кормил.
Он хрипло засмеялся, а пёс продолжал бегать вокруг меня. Ведь и
правда мы с ним не виделись больше двадцати лет.