— Держи, Пашка, — Устинов протянул мне руку. — Сёдня обещал
отдать.
В ладонь мне легли три потёртые купюры и горсть монет. Я
присмотрелся. Давно таких не видел. Одна совсем истрёпанная, в 10
000 рублей, почти не отличающаяся от десяти рублей, которые будут
ходить потом, а вот эти, старые, по тысяче рублей я вообще забыл.
Зато помнил монетки, жёлтые пятидесятирублёвки и несколько крупных
монет по сто рублей.
Точно, цены же ещё в тысячах и миллионах, нули на деньгах уберут
только через пару лет.
— Толик, тебя к нам уже перевели? — Устинов повернулся к
вошедшему. — Или ждёшь добро от Шухова?
— Да из-за медалей этих всё, — Толя отмахнулся и протиснулся за
свой стол. — Украл кто-то награды, а где их найдёшь? А пока не
найду, не подпишет рапорт в убойный.
Я тоже сел за своё рабочее место, то самое. я сразу его узнал,
будто вчера здесь был. Приятное тепло кольнула в груди. Даже
скрипящий потёртый венский стул, будто из другой эпохи — стоит
себе, именно такой, каким я его запомнил. Сидел я здесь столько,
что всё это мне иногда снилось. На столе, накрытом оргстеклом с
трещиной, стояла пишущая машинка, которую я всё хотел починить, но
не было времени, лежали тетрадки, ручки, стопка старых дел
оперативного учета, от которых несло пылью. В ящике стола
завалялась пустая пачка из-под сигарет, собачки от молний, штопор
Устинова, который он постоянно терял, прошлогодняя газета, бумаги,
спички и дырокол. Под оргстеклом лежали какие-то мои заметки по
текущим делам, но мне ещё надо было их вспомнить, что я тогда
накопал и что в итоге с этим случилось. Ещё под стеклом лежал мятый
белорусский рубль тех лет, с зайчиком. Купюру мне подарил один из
коллег, который ездил в Минск в прошлом году.
Сан Саныч улёгся в проходе рядом со мной и начал жевать старую
красную кеглю от игры в городки, которая всегда его ждала под
столом. Надо поглядывать, чтобы Устинов не дал ему сахара, а то он
постоянно пытался подкормить собаку сладким. А им нельзя.
На стене у меня висел календарь за 1996 год с Терминатором в
чёрных очках. А вот рядом со столом Устинова был наклеен
самодельный плакат с надписью «Вы притворяетесь, что нам платите, а
мы делаем вид, что работаем». Надписи оформлены красивым шрифтом от
руки, ему это нарисовал знакомый художник. У Толика на столе, где
он пытался обживаться, пока что были наклеены разве что вкладыши от
жвачек. Сам он опять тщательно причёсывал светлые волосы,
внимательно глядя в зеркало.