Фраза затухала, и на какое-то время стало очень тихо. Глухая,
бесконечная тишина.
Но то, что говорили дальше, я услышал очень ясно:
— Нет, никуда мы не поедем! — заявил какой-то мужик. — Бензина
нет, без него никуда.
— Ну так слей откуда-нибудь, — ответил ему другой человек, и вот
его голос и странный выговор был мне смутно знаком. — В первый раз,
что ли?
— У кого слить?
— Ну вон, у тех возьми, они уже никуда не поедут.
Я открыл глаза, но ещё не вставал. Если меня подстрелили,
двигаться может быть опасно. Но они что, успели притащить меня в
гараж? И как это они умудрились так быстро?
Я лежал на скамейке у стены, укрытый шинелью, а рядом, у старой
служебной «шестёрки», спорили два человека, один в форме, только
какой-то совсем старой, мышиного цвета, другой — очень высокий
мужчина в очках, одет в потасканную кожанку.
А на стене надо мной висел какой-то древний календарь с
Ельциным. Кто его сюда повесил? Рядом с ним была надпись большими
буквами, но слова «Голосуй» ободрали, осталось только
«…проиграешь».
В плохо освещённом гараже были и другие машины — «уазики»,
«шестёрки», и одна «Волга». Древность. А среди служебных тачек
стояла вишнёвая «девятка» с разбитым лобовым стеклом, к которой и
пошёл мужик в старой полицейской… нет, милицейской форме, держа в
руках короткий шланг и канистру.
Рядом с машиной стояло ещё несколько человек, одетых так же, ещё
один сидел внутри, на месте водителя. И откуда они раздобыли такую
форму? Совсем старая же, такую уже много лет как не носят.
Из девятки донеслась музыка:
— Зайка моя, я твой зайчик…
— Переключи эту хрень, — потребовал кто-то.
Раздалось шипение, потом заиграла другая песня:
— Я тучи разведу руками…
Снова шипение, кто-то переключал радиоволну. В этот раз раздался
голос диктора:
— …ради подписания мирного договора. Как заявил генерал Лебедь,
хасавюртовские соглашения — это…
Это что, на радио вспоминают этот день в истории?
— Сергеич! — крикнул водитель в форме. — А чё это твой студент
дрыхнет?
— Умотался он, почти сутки на ногах, — ответил высокий мужик,
глядя на меня. Он стоял в тени, но его лица я не видел. — Вставай
уже, Васильев. Пора.
Обращались явно ко мне. Странно, что раны я не чувствовал. Куда
мне вообще попали? Я начал осторожно подниматься. Даже спина не
болела, а я ведь каждый год мучаюсь с грыжей в пояснице. Наверное,
воткнули столько обезболивающего, что я уже ничего не ощущал. Даже
одышки нет.