— А чё ты вообще сам поехал, Сергеич? — водитель тем временем
открыл крышку бензобака. — Тебе ваще таким заниматься не надо,
пусть вон новенький один едет.
— Нет, так не пойдёт, — высокий вышел на свет. — Не нравится мне
это дело. Надо самому ехать. Да и вот помрём мы все, опера старой
закалки, кто молодняк-то тогда обучать будет? Натаскивать? Это тебе
не баранку крутить.
Я увидел его лицо в маленьких очках и с сильно выраженными
азиатскими чертами. Твою дивизию! Я узнал его... Это что, капитан
Филиппов? У него мать якутка, да, поэтому его так и прозвали,
Якутом.
Но… почему он жив? Его же убили на моих глазах… Но когда? В
какой день? Столько лет ведь прошло. Стоп! Я что в прошлом? Неужели
именно сегодня его убьют? Но если жив он, то значит, ещё жив отец…
и остальные. От осознания этого сердце радостно забилось.
— Ну что, студент? — капитан подмигнул мне. — Поехали.
Подстрахуешь меня, напарничек...
Это всё было как внезапный удар молотком по голове. А я знаю, о
чём говорю, однажды довелось получить по башке на вызове.
Только что я, полковник Павел Алексеевич Васильев, начальник
управления уголовного розыска УВД города Верхнереченска, схватил
пулю из ПМ, а потом вдруг…
Я полез во внутренний карман потёртой китайской ветровки с
вставками из кожзама и достал оттуда красную корочку, еще почти
новую, в глянцевой накладной обложке, видимо, купленной в
каком-нибудь ларьке. Раскрыл. Так, ну это точно не Советский Союз,
потому что на обложке написано: МВД России. Я снова лейтенант Пашка
Васильев из отдела уголовного розыска Верхнереченского ГОВД,
работаю опером в отделении по раскрытию тяжких и особо тяжких
преступлений против жизни и здоровья, в народе его прозвали —
убойным. Сейчас вот сижу в прокуренной машине, которая куда-то
несётся по разбитому асфальту. А за окнами проплывает Верхнереченск
образца девяностых.
Хорошо, что Якут сказал, что я не спал сутки, никто не удивится,
почему я так странно себя веду. Потому что у меня никак не
укладывается в голове, почему я вдруг не лежу раненый в коридоре
УВД, а сижу здесь, на продавленном заднем сиденье справа (потому
что слева дырка, и туда никто не садится), когда-то убитый старший
оперуполномоченный Филиппов разместился, как всегда, впереди, а
водитель — тот Степаныч, которого я раньше знал, треплется обо всём
на свете, легко перескакивая с одной темы на другую.