Я снова попытался отжаться — не получилось. Руки словно не
слушаются, их просто не хватает. Ладно, попробую планку, хотя бы на
30 секунд. Я опустился на локти, вытянул тело в прямую линию,
стараясь не думать о том, как тяжело держать позу. Каждая секунда
казалась вечностью. Мышцы горели, но я не сдался.
В комнате стояла тишина, лишь звуки моего дыхания и скрип пола под
моими локтями. За окном едва слышно звякал ветер, и в этот момент
все усилия казались такими мелкими, такими бесполезными. Сколько
времени прошло? Может, 30 секунд? Или 20? Я не знал, но, наконец,
опустился, чувствуя, как мои ноги немного подогнулись от
усталости.
Было обидно.
Я сосредоточился. Вдохнул глубоко и снова принял позу планки, но
теперь не было ни усталости, ни сомнений. Я погрузился в состояние,
когда все внешние раздражители теряли смысл. Мышцы больше не жгли
от боли — они просто выполняли команду. Лишь пустота внутри,
отсутствие мыслей, только цель: выполнить.
Время как будто замедлилось. Мой взгляд стал холодным и
сосредоточенным. Я чувствовал, как тело начинает постепенно
адаптироваться, а усталость уходит, как бы отошедшая в
сторону.
Минуты, как часы, но я держал планку, не думая о боли. Все чувства
и ощущения — не важны. Тело должно было это пережить, а я просто
следил, чтобы не сбиться. Не ради победы, а ради цели.
Это было состояние полной автоматичности. Каждый шаг, каждое
движение вызывало лишь холодное исполнение. Развитие было целью, а
сам процесс — ничем иным, как необходимым механизмом. В этом
состоянии эмоции были исключены, тело было лишь инструментом. Никто
не ждал жалоб. Все было подчинено одному: стать лучше, сильнее,
выносливее.
Родители не давали мне выбора. Их требования стали
гипнотизирующими, как постоянный мантр: *развивайся, достигай,
совершенствуйся.* В их глазах не было места для слабости, и
слабость я стал воспринимать как нечто чуждое. В этом состоянии ты
не думал о том, что это «жизнь». Это было просто испытание на
прочность. Тело и сознание должны были работать на результат, не
внося эмоций.
И теперь, в этом новом теле, эта привычка к пустоте, к
безэмоциональной работе, снова вернулась. Это было легче, чем
думать.
Размяк? Нет, скорее я потерял свою цель, свою суть. В теле этого
мальчика было что-то странное — его эмоции, его неопытность, его
неуверенность… Это всё было чуждо мне. Я стал частью его слабой
оболочки. Маленький, глупый мальчишка, с его мечтами и страхами.
Тело его, непривычно хрупкое, не могло выдерживать те нагрузки,
которые я привык ощущать на своем настоящем теле.