— Да чтоб стрыгои ваши штучки-дрючки побрали, — выругался
Шандор.
Чтобы добиться чего-то от женщины в таком состоянии, в каком
находилась Ана Штефан, нужен был эбед. Это капитан прекрасно знал и
ровно о том Кайлена и попросил. Вот только запамятовал впопыхах,
что повлияет он на всех женщин, находящихся поблизости. И сержант
Гицэ, с высокой вероятностью, не записывать будет, а таращиться на
Кайлена очарованным взглядом.
Так что они оставили Гицэ допрашивать служанку и отправились ко
вдове без нее.
Доктор уже успел выдать Ане успокоительных капель, так что она
не рыдала или что-то в этом роде, а просто смотрела в окно с
безучастным видом, сидя в кресле.
— Здравствуйте, — тихо сказал Кайлен и уселся на стоящую рядом с
креслом банкетку, заглядывая ей в лицо. — Меня зовут Кайлен
Неманич, я частный сыщик, расследую смерть Ласло Адронеску по
просьбе Клары Андронеску.
— Ласло?.. — взгляд Аны сделался осмысленным и сосредоточился на
Кайлене. — Думаете, это… вот это… — она нервно повела рукой в
неопределенном направлении, — …связано?..
— Возможно, я пока не могу быть ни в чем уверен, — все так же
тихо и очень спокойно ответил Кайлен и взял вдову Штефан за руку,
пристально глядя ей прямо в глаза. Так всегда было проще, вместе с
прикосновением. И ни в коем случае не отводя взгляда. — Для того,
чтобы понять точно, мне требуется собрать больше сведений, и для
этого мне очень нужна ваша помощь…
— Хорошо… я… что именно вам нужно?.. — неровно вздохнув,
спросила Ана.
— Да как вы это делаете?.. — очень тихо пробурчал себе под нос
Шандор, стоящий за креслом с блокнотом в руках. Вдова его вряд ли
услышала, а вот Кайлен — вполне.
Не то чтобы Шандор не знал, как. Это был возглас тихой
беззлобной зависти к тому, чего он сам не мог. А жители холмов —
могли как нечто само собой разумеющееся: совершенно любые их
чувства и переживания, так или иначе, воздействовали на окружающих
людей и животных. Если кто-то из добрых господ радовался, остальные
радовались вместе с ним, если злился — все вокруг или тоже злились,
или пугались, сильнее, чем напугались бы гнева человека.
А когда кто-то из народа холмов нарочно хотел произвести
определенное впечатление, действие эбед усиливалось в разы. И, в
придачу к этому, чем сильнее был эбед, тем более притягательным
казался его источник. Так родились все легенды о невероятной
завораживающей привлекательности народа холмов. Которая между ними
самими ничуть не была сильнее обычного, это было лишь средство
общения. Они ощущали эмоции друг друга, но под очарование и
влияние, в отличие от людей, не подпадали.