Да, после не маленькой и не победоносной с неизбежностью снега зимой должна была начаться революция, но Андрей сомневался, что хочет этого. Революция – это слишком травматично. Он никогда не считал себя особенным революционером. Да, конечно, эволюция лучше. Но, что делать, если правительство перекрывает все пути эволюции?
Тогда рванет. И совершенно не гарантированно, что глубинный народ, любящий собирание земель, установит в России умеренный прозападный либерализм с независимым судом, сменяемостью власти и культом идеи справедливости. Как бы ни что похуже! Да и представления о справедливости у народа специфические.
Как бы ни русский бунт, а потом термидор на семьдесят лет! Все отнять, все поделить и «Ты, чего, самый умный что ли?» И снова господство Шариковых.
Как будто сейчас не оно!
Иногда революция – лучший выход, когда без нее только гнилое болото, но как бы остановиться на февральской?
Смерть диктатора казалась избавлением, но вела к крайней нестабильности. Слишком рискованно, и не только для Лиги, но и для страны.
Был самый конец апреля, но весна выдалась ранняя: на липах вдоль Тверской уже проклюнулись первые листочки, светило солнце, и температура была 20 градусов.
Штерн ехал к повороту в Благовещенский, как три года назад, когда впервые увидел Альбицкого и узнал о существовании Лиги.
Это были очень горькие три года. Он пережил две смерти молодых парней (да что там, мальчишек!) за которых боролся и проиграл.
И неизвестно, чья обошлась ему дороже и была горше. Дамир был обычным талантливым мальчиком из хорошей семьи, и то, что он сделал, ни в одной нормальной стране не стоило бы ему больше бана в соцсети. Дамир даже не унижал никого и ни к чему не призывал.
Но спасти его не удалось.
Женя отличался от Дамира только обостренным чувством справедливости. Да, к нему были вопросы. Но, чем дальше, тем более Олег разочаровывался в ненасильственном пути. Хотя всегда считал себя и насилие чем-то абсолютно несовместимым.
И Женю тоже не удалось спасти.
Олегу казалось, что он где-то недожал, недоработал, опустил руки. И хотелось орать от отчаянья.
За эти три года произошло так много и, кажется, ничего не изменилось.
Те же розовые яблони на Маяковской. Те же плетеные качели на длинных тяжелых цепях.
Та же Москва, тот же поворот, тот же офис и похожие клиенты.