Глянцевые лица устремляли на меня томные взгляды. Их пухлые губы
поблескивали от света студийных подсветок. Большие и не очень
округлые обнаженные груди либо игриво прикрывались приспущенным
бельем, либо и вовсе демонстрировались во всей красе прямо на
камеру. Свет мерцал на смуглой, идеально ровной коже, очевидно
подвергнутой обработке в каком-то графическом редакторе. В уголке
каждого постера виднелся фирменный знак «Красный Конь» и
стилизованное изображение антропоморфного жеребца, сложившего руки
на груди. Ткань набедренной повязки существа была выразительно
оттопырена очертаниями огромного выпирающего мужского
достоинства.
Фото красоток будоражило воображение и кровь. Я словно снова
почувствовал себя прыщавым подростком, и мне даже стало противно от
неуместных низменных позывов, настойчиво упиравшихся в плотную
ширинку брюк. Впрочем, в самих позывах ничего плохого нет, но время
и место явно неподходящие. К тому же я по-прежнему ощущал
неразрешенное противоречие от того, что мы не стали даже пытаться
вернуть Нат. Конечно, Гарик во многом прав. Но как это отменяло то,
что образ брюнетки никак не хотел покинуть мои мысли?
— Да ну тебя, — злобно буркнул я, захлопнув рассохшуюся дверцу.
— Вообще, Тохан-Палыч, если ты забыл, Нат на тебя глубоко
наплевать. Ты тощий трусоватый дрищ, ничего из себя не
представляющий. Интересно, не болтайся на шее побрякушка, далеко бы
ты вообще забрался в первом же мире? А здесь? Давай, побежали ее
искать! Парни точно никуда не пойдут, по глазам видно же. А далеко
ты уйдешь один-то? Вот именно…
Продолжая бубнить под нос обрывки собственных мыслей, я решил
обойти улицу, чтобы дать мыслям время прийти в порядок. Впрочем,
солнце начинало двигаться к полуденной отметке, так что бездельно
шататься по пустой улице, обливаясь потом, было не самой лучшей
идеей.
Вернувшись к Боливару, я застал Вишнякова за приготовлением
обещанного плова. Оказывается, пока мы Гариком возились с
пристрелкой оружия и разбирались, почему не стоит отправляться на
поиски девушки, Володька успел сообразить костер, обложив его по
периметру колотым кирпичом. При этом он еще умудрился приспособить
на огне чугунную жаровню с крышкой, которую я видел на стеллаже в
доме, где мы ночевали.
От костра стало еще жарче, но звук потрескивающих обломков
забора и запах дыма действовали успокаивающе. Зато вскрытая банка
тушенки и непрерывные напоминания Бабаха о том, что с утра мы
недосчитались не только Нат, но и запасов морковной соломки,
отзывались ноющей тоской.