«Медведь, внучек, – вспомнил Сема рассуждения ныне
покойного деда-охотника, – самый умный зверь из всех живущих
на земле. И самый выносливый и сильный. Даже тигр ему уступает. На
человека медведь нападает редко, но если его разозлить или, не дай
Бог, ранить…. Вот ученые говорят, что мы, люди, произошли от
обезьяны. Не верю я в это. Где-нибудь в Африке, может, и так. А мы,
русские, от медведя произошли. Это точно. Уж больно повадки у него
человеческие и сам он на человека похож. Сними с убитого медведя
шкуру и посмотри – вылитый человек. Только голова немного другая.
Оттого-то медведь нас, людей, и недолюбливает, что мы его, медвежью
природу, вроде как предали, по другому пути пошли. Волки собак тоже
из-за этого ненавидят. Правда, с медведем и человеком все не совсем
так, как у волков с собаками. У медведя ненависти большой нет.
Только презрение и гордость. Ну, и зависть еще и обида тоже. Он же,
медведь, всегда был хозяином тайги, а человек с его хитростью,
ружьями да техникой всякой стал сильнее…».
Да. Медведи. Медведи, тигры, волки… Они что, взбесились? Все
сразу? Все сразу взбесились, объединились, напали на базу и
поубивали всех? Ага, а потом разломали всю технику. Вон, даже ДТ-75
на боку валяется… Елки, что же делать… надо уносить ноги отсюда. И
поскорее. Уже совсем темно, и, если звери вернуться… Но как? Река!
Там, у причала должны были остаться лодки! Точно. Вниз по реке до
ближайшего поселка. Это теперь самый безопасный путь. Взять
какое-нибудь ружьё, патроны… Или нет, не надо ружья. Сюда я шел
безоружным, и меня не тронули. Значит, нужно и дальше так. Только,
вот, пожевать что-нибудь захватить, сигареты да заначку, что от
последней получки осталась….
Через пятнадцать минут темный силуэт лодки с низко пригнувшимся
в ней человеком практически бесшумно отчалил от берега и,
развернувшись носом по течению, медленно растаял в наступившей
ночной безлунной мгле.
Отряд пользовался нежданно-негаданно свалившимся на них
всеохватным абсолютно дармовым и неограниченным отдыхом на полную
катушку.
В первый день, когда люди еще не отошли от своего чудесного
воскрешения в месте, которое, по их неприхотливому солдатскому
мнению, мало чем отличалось от рая, отдых шел довольно вяло и даже
несколько скованно. Но уже следующим утром пообвыкшие бойцы готовы
были устроить настоящее веселье.