Вадим прикрыл глаза и некоторое время, словно к чему-то
прислушивался. Затем по его лицу разлился пунцовый румянец, и он
виновато и умоляюще посмотрел на, доселе помалкивающую,
Людмилу.
– Мой брат погорячился, – сказала девушка –
Охотница. – Он говорил от себя и, не подумав. Совет через меня
просит у вас прощения.
Велга молча посмотрел на Вадима. Охотник отвёл взгляд и
пробормотал:
– Прошу меня извинить. Дальше с вами будет вести беседу моя
сестра.
– Извинения принимаются, – кивнул Александр. – Я
продолжаю. Мы не слуги. Мы действуем по собственной воле. Хотя,
признаю, и по инициативе тех самых сил, о которых мы вам
говорили.
– То, что вы рассказываете, похоже на сказку. –
Людмила легко приняла эстафету в разговоре у брата. – Но мы
вам верим. Нет, даже не так… Нам известны способы отличить правду
от лжи. И мы знаем, что вы говорите правду, – она
помолчала. – Значит, вы явились сюда с целью навести
порядок?
– Насчёт порядка – это, я думаю, чересчур сильно сказано.
Для начала мы хотим разобраться в том, что происходит. У Людей мы
уже были. Теперь, вот, говорим с вами. После вас мы хотим
проникнуть в Москву и пообщаться с теми, кого вы называете
Рабами.
– Хорошо. А потом? Что вы будете делать потом? Попробуете
уничтожить машины? Или, может быть, Лес? Или и то, и другое?
Поймите, прошлое вернуть невозможно. Катастрофа случилась не просто
так. У неё были очень серьёзные причины. И причины эти, увы, не
изжиты до сих пор.
– Мы не знаем, пока, что мы будем делать потом, –
пожал плечами Велга. – Решение можно принимать только на
основе более-менее полных и достоверных разведданных. Их же у нас
пока явно недостаточно.
– Что ж, мы постараемся их восполнить. Во-первых,
желательно, чтобы вы для себя уяснили раз и навсегда следующее:
силой бороться с машинами или Лесом невозможно…
Рассказ Людмилы был похож на то, что они уже слышали от Леонида
Макаровича, но, всё же, кое в чём существенно отличался.
Охотники, действительно, обладали многими способностями,
недоступными обычным людям. Они не просто лучше слышали, видели или
осязали, – они лучше чувствовали Лес, друг друга и
даже те же машины, обладающие нынче такой страшной властью. Многие
из Охотников обладали зачатками телепатии, ясновидения, кожным
зрением и иными талантами, наличие которых у человека ранее, до
Великого Исхода, официальной наукой не признавалось, а на
неофициальном и бытовом уровне считалось чаще всего ловким фокусом
или шарлатанством и только в редчайших случаях – необъяснимым
чудом, которое достойно изумления, но от которого, на всякий
случай, неплохо бы держаться подальше. Та же Аня, по словам
Людмилы, вполне могла бы стать одной из Охотниц и даже, судя по
всему, наверняка попала бы в Совет Лучших. Потому что в Совет
Лучших Охотников не избирали и не назначали. Туда действительно
попадали те, кто был лучше. Лучше объективно.