— Замолчи, Варна, — обрываю ее, пока она снова не начала песню
про то, что жена должна соответствовать мужу. — Оставь свои домыслы
при себе и прекрати впустую языком молоть. Или тебе напомнить, чем
ты должна заниматься?
Она горделиво вскидывает подбородок и выходит в сени:
— Спасибо бы сказал, что глаза тебе открыла. А то бы воспитывал
волчат, а дракона никому передать не смог, — шипит она и хлопает
дверью.
Из тех, кто был готов рассказать о том, что видел на берегу (а
это были в основном женщины), до разговора дошел только один.
Остальные сослались на то, что мимоходом были там. Одни видели
только Дарину. Другие — только посла.
Надо же, а ведь сначала все так горели желанием обвинить Дарину.
Но обещание десяти плетей за обман сделало их не такими
разговорчивыми.
Рыбак, который в одиночестве оказался передо мной, переминается
из стороны в сторону и хмуро смотрит:
— Не верь, князь, этим бабским россказням, — бурчит он в бороду.
— Завидуют они все тому, что ты Дарину выбрал. Мол, ничем она не
лучше них. Даже приданого нет…
— Ты, старче, ближе к делу.
— Были они на берегу, были, — говорит рыбак, а у меня опять
пелена перед глазами. — Да только чужак-то он под деревом, на
корнях сидел. А Дарочка-то все по бережку ходила, ракушки собирала.
В легенду она все верила.
Это вызывает невеселую улыбку. Прекрасна в своей наивности:
говорят, что если накануне свадьбы сделать браслет из ракушек,
собранных своими руками, то воин будет непобедим.
Достаю маленький мешочек с золотыми:
— Держи. Иди домой, а завтра езжай на ярмарку. Жену порадуй, —
говорю я и остаюсь снова один.
— В вещах девки ничего. Пара сарафанов да рубах. Даже из
украшений только вон недоделанный браслет, — Колояр и его воины
ставят передо мной три сундука с вещами Дарины.
Скромно. Я бы даже сказал бедно. И, конечно, никакого браслета,
который якобы дарил посол. Зато оберег из ракушек на
месте.
Все это дело затягивается: за окном уже совсем стемнело, в избах
все огни потушили, и на город легла ночь. Но у меня есть еще один
вопрос.
Иду в маленькую избу на отшибе. Вот там как раз лучина горит.
Стучу и тут же заходу внутрь.
Волхв стоит у окна и не двигаясь с места, спрашивает:
— Пришел? Зачем? — в скрипучем старческом голосе обвиняющая
усмешка. — Что мог уже, все сделал.