Я такую не ем, но для закуси пойдет. Хотя, судя по тому что
колбаса со шпиком — это второй сорт. Третий ещё хуже будет.
— Фу! Как её пить? — недоумевает Валерий Ильич. И я с КГБшником
солидарен. Водка оказалась противно теплой. Да ещё колбаса… то ли
одеколоном отдаёт, то ли вообще мылом — у деда в тумбочке
неизвестно что за оружие массового поражения лежит. Но все же
выпил. Как в том анекдоте: «Водку? Теплую? Из мыльницы? Конечно,
буду!»
— Недолюбко кто? — вниз спустилась дородная и мрачная, как все
советские граждане, когда им надо работать, врачиха с каким-то
листком в руках.
— Он! — мы с полковником дружно сдали Илью.
— Сын у вас. Кило восемьсот сорок, тридцать семь сантиметров, —
сообщила она и протянула Илье листок. — Вот, жена записку
черкнула.
— Ура! — негромко вякнул я.
— Что с ребёнком? — бросился к врачихе взволнованный полкан.
— Всё хорошо. Под присмотром он. Роды лично главврач принимал.
Глаз не спустим! — отрапортовала врачиха, очевидно, будучи в курсе,
кто это такой перед ней. Ну, хотя бы примерно догадываясь. — Но к
роженице и ребёнку нельзя. Утром можем пустить… к мамаше.
— Ну что, до утра ждём? — Лукарь вырвал пузырь у меня из рук и
ловко налил всем по стопке.
— Не надо. Лена пишет, чтобы мы домой шли, — рассеянно произнёс
Илья, разглядывая кривые строчки записки. — Завтра после обеда
плеер привезти просит, и кассеты. Там… «Ласковый май», «Мираж».
— Да? А что ещё пишет? — с интересом спросил дед, наклоняясь
ближе.
— Пишет, что второго я сам рожать буду, — почти протрезвевший
Илья расплылся в широкой улыбке.
— Надо будет — родишь! А насчёт «домой»… не по-людски это, да и
время ещё детское! Что, сынок, поедем, отметим рождение нового
гражданина СССР?
— А давай, батя! — Илья в чувствах обнимает Лукаря. — Толян, ты
с нами?
— Ну вот и молодцы! А то «зятёк», «зятёк»! Поехали! Машина в
вашем распоряжении, только я стопку уже намахнул, боюсь, гаишники
заловят, — шучу я.
— Было бы интересно на это посмотреть, — смеётся Валерий Ильич,
и плечи его трясутся от хохота. — Но поедем мы на моей служебной.
Она же с водителем… А то будет как с Разиным. Этот опёздл с радости
по новорождённому так насинячился, что ходить не мог. Ехать,
правда, мог, но недалеко. Теперь вот думаем, куда его сослать. Ну,
когда выздоровеет.
— Может, никуда не надо?! Радость же у человека, — попробовал
заступиться за Разина Илья.