– Что случилось, мама? – в бело-золотой холл плавно вплыла
вторая невестка семьи Лунар, Альбин. Высокая, стройная, красивая
той красотой, которую подчеркивают деньги и совершенно уничтожает
бедность.
Альбин прекрасно это знала и всегда следила за тем, чтобы в этой
семье ее не обделяли. Даже за чужой счет. Но никогда не вступала ни
с кем в открытый конфликт, предпочитая действовать исподтишка.
– Ниджен сошла с ума! – повторила за дочерью мадам Зинин и снова
картинно схватилась за виски. – Ты не представляешь, что она
устроила!
– Опять? – Альбин изящно присела на другой край белого дивана и
принялась подпиливать ноготки. – Что на этот раз?
– Устроила скандал в лечебнице! Нагрубила нам, а Фирин даже
посмела ударить! – истерить и изображать умирающую лебедь
одновременно умела только мадам Зинин. – И где Санджей? Он уже
давно ушел в ее спальню.
– Может, сразу сбежал в свою лабораторию? – Фирин уже опомнилась
от шока и заламывать руки по поводу обнаглевшей Ниджен не
собиралась. Она всегда отвечала ударом на удар, не откладывая в
долгий ящик. – Вряд ли мой брат станет проводить время с этой
уродиной. Если бы не ее приданое, он бы на ней вообще не
женился!
– Как в лабораторию? Санджей первым делом должен был проверить,
в каком состоянии его мать! – тут же вскинулась мадам Зинин. –
Лильджан! Мой старший сын ушел?
– Нет, мадам. – Горничной было за пятьдесят, она многое повидала
в этом доме за долгие годы работы. И всегда следовала трем
правилам: не удивляться, не проявлять эмоций, не вмешиваться. Даже
если на твоих глазах творится явная несправедливость. Это дела
господ и прислуги не касается.
– Ой, да что гадать, пойду и позову его! – Фирин подхватилась с
дивана и взлетела по лестнице, будто ее сквозняком подхватило. – У
меня тоже есть что сказать старшему брату!
Пробежавшись по коридору, она быстро добралась до самой дальней
из комнат с самой маленькой спальней. Ни секунды не сомневаясь,
бесцеремонно распахнула дверь и даже открыла рот, чтобы высказать
что-то едкое, желательно прямо убийственное в адрес тупой
коровы.
Но комната была пуста, и только в ванной за матово-узорной
стеклянной дверью были слышны плеск воды и голоса.
– Идиотка, нашла время!
Злиться Фирин очень любила: злость подпитывала ее, как топливо
для костра. А срывать свое настроение на том, кто не ответит,
полезно для здоровья и самооценки. Поэтому стеклянная дверь тоже
распахнулась без задержки.