Слойку подтолкнуло и унесло фотонным ветром в сторону и вглубь вещества.
Бедная игрушечка! Правда, она имела массу около трети всей видимой ойкумены и вмещала примерным счётом дюжину мирозданий, не считая вариантов, иногда записанных своеволием случая поверх основного текста.
Один из экваториальных ломтей, из тех, что имели самый основательный диаметр, никак не мог успокоиться. Он нервно подёргивался и, в конце концов, сорвался с невидимой оси.
Расплывшись из круга в ромб, забытая пластина моталась между другими дисками. За всю её историю пару раз случилось, что она даже покинула Слойку и тихо плавала между настоящих чужих звёзд, пока её вновь не втащило на прежнее место.
Труд был окончен, реальность выбрана, Судьбы предрешены, погрешности обеспечены, боги названы – всё это вопреки Первопричине, Которая молча страдала в каждой выдуманной душе и даже в каждом волоске из гривы льва в далёкой степи.
Загулявшая пластина была не то чтобы лучше иных, просто её содержание часто оказывалось логичнее или, как выражаются джуни – правдивей. Насколько это вообще возможно в зыбком мире, где мысль, слово и дело расходятся максимально. Тем временем, в желобке пластины, в душном холодке маленькой комнаты на глубине достаточной, чтобы вызвать клаустрофобию у потомственного крота, летописец тьмы перелистывал свою рукопись.
Он восхищался собственным открытием. Два яррокруга назад, в те времена, когда предпоследний властитель дум обитал в пещере на одной из лун Господина Время и охотился между звёзд, распростирая могучие драконьи крылья, кто-то опубликовал в газете число.
И это было число жертв – жертв войны – первой войны за этот оборот Колеса. Открытие летописца заключалось в том, что число это было неправдою. Число это относилось к войне второй… но как получилось, что его обнародовали за четверть века до того, как число это обрело плоть и кровь?
А всё было до ужаса понятно летописцу.
Некто задумал это число ещё раньше. Значительно раньше. Или в другом месте. Или там, где не было места для времени. Во всяком случае, одно понятно – там для того, чтобы сосчитать людей, не пользовались единицами, а сразу десятками. Там не рыдали, увидев сломанную детскую игрушку в опустевшем почему-то доме.
– Нос медведя… – Сказала Саня. – Слышите, няня?
В утреннем полумраке из кресла под окном ответа не последовало, только блеснули неправдоподобно круглые стёкла очков, затем спицы, затем чашка, которую взяли с подлокотника и вернули на место. Льстивый тон воспитанницы няню не тронул.