Жёлтые пульсирующие глаза большого льва отражали крошечные картинки удвоенно, хотя лев вроде всадниками не интересовался. Львица лежала, выдвинув лапы перед собой.
Две луны соперничали – золотым и голубым, лучи их заливали поляну внутри вольера и посягали на крохотный лесок, обрывающийся классической опушкой в трёх львиных прыжках от ограды.
Фата была похожа на голову купчихи. Эта бюргерша с кирпичными щеками отличалась здоровой красотой, волосы цвета проржавевшей меди или перестоялого мёда крепко прилизаны на прямой пробор, лоб низкий и широкий, глаза прикрыты, так что ни за что не понять – о чём она думает.
Покачивающая головой Мен бледнела на её фоне, но стоило задержать на ней взгляд, и глаза её, растворившие щепоть синьки в озёрах, прихватывали взгляд и топили в этих нестрашных омутах. Левый глаз, если смотреть с земли, из травы, казался меньше, и это только усиливало впечатление ловушки, в которую попал смотрящий.
Да кто тут, к счастью, смотрел-то? Никто.
Младшенькая Леля была, и вправду, так мала, что этот треугольничек серебра, будто кто прилепил к небосводу клочок конфетной обёртки, заметить сходу и вообще непросто.
Напомню, что до войны конфеты, особливо дорогие, заворачивали в два слоя бумаги. Внутренний всегда был серебряным. Некоторые, правда, толкуют даже о трёх слоях, но это уж, пожалуй, слишком. Это уже сказки из толстого, самого старого сборника с затёртым именем на прогоревшей целлофанированной обложке.
Львица медленно повела головой, Фата то ли в шутку, то ли всерьёз увенчала её короной. Свет лун смешался, на опушке замелькали огоньки, до того крохотные и хорошенькие, что их можно было бы счесть розыгрышем нулевого часа.
Лев тоже посмотрел. Движение огоньков сопровождалось еле заметным гулом, как если бы надвигалась армада бражников в поисках виноградных лоз.
Зашевелилась густая трава, гордость заказника – считалось, что её невозможно вытоптать. Во всяком случае, жалованье главного агротеха не уменьшалось ни при каких экономических обстоятельствах – хотя честный малый клялся, что газон просто-напросто заколдован.
Лоснящийся «партер» у самой сетки – место лёжки львов, разглядывающих посетителей – отразил мелькающие огоньки в больших бесстрастных глазах. На открытое место вышла фигурка высотой с огрызок карандаша, тем не менее, излучавшая отнюдь не прозаическое величие. Возле фигурки мягко горел яркий фонарь размером со спичку – его держали высоко поднятым.