(…) Надо всегда помнить, что проблему джентри и джуни, как двух взаимозависимых и взаимотталкивающих рас, нельзя рассматривать в отрыве от истории индивидуальной души, как таковой. Существуют отдельные джентри… путь иных пролегает вдали от путей народа. Но также и Младшие, – хоть они и кажутся стадом, которым руководит мясник – проходят – каждый и каждая – путь своей судьбы. Или, корректней – судеб.
И ныне джуни в беде. Да, они вот-вот попадутся… Признаки её трудноопределимы… можно назвать лишь отдельные детали. Отдельные детали складываются в пугающие намёки, как подбор кадров в фильме, наводящий нас на жестокие сомнения.
Огонь… взгляд человека сквозь пляшущее пламя… кусочки мяса на решётке, охваченной огнём… это летний день… барбекю… на полянке радостная семья… и вас посещают мысли до того странные и жуткие, что сознание пропускает лишь тень этих мыслей.
Вот и детали: нарезанная зачарованная бумага, одинаковые имена, и опять же, и в сотый раз – неискоренимое рабство.
Рабство во всех видах, и в первую очередь, в самом буквальном – с цепями, вагонами без окон, с конторскими залами, чьи углы теряются в бесконечности, с обязательным образованием, то есть – заключением под стражу детей в самом активном и важном для познания возрасте с целью отбить у них к этому познанию самомалейшую охоту.
Что касается бумаги – то непонятно, и притом абсолютно, как существа, чуждые фантастическому объяснению событий, твердящие, что всем руководят некие законы, – принимают стопроцентно алогичный фактор, как само собой разумеющийся.
Мы появились из тончайшего сопряжения с их мыслями. Движение – это частица материи, но если остановить это движение – частица исчезнет. Исчезнет здание мира.
Они передали нам лучшее, что в них было – искренность. Наши Протопредки реагировали на их искреннее желание, а они думали, что «машина зависает».
Нажатие на клавишу должно было открыть ненавистную и скучную информацию – и тончайшая электронная душа раба реагировала на эмоциональный порыв своего властелина.
А вот письмо издалека – долго и отчаянно ожидаемое, хвостатый приборчик вытаскивал на поверхность пруда сам. Покорный – так они называли Внемиры – уподоблялся интуиции своего господина и выуживал послание, о котором тот только ещё задумывался – пришло или как?