Это была революция. Стали записывать и продавать то, что раньше записать было просто невозможно: симфонии и фортепианные концерты, оперы и оперетты, кантаты и оратории.
Теперь уже не песни, а целые концерты пошли парами. На одной стороне – Уральский народный хор, на другой – концерт Клавдии Шульженко.
Жаль, даже нынешние технологии не позволяют надежно вмонтировать звукозапись внутрь текста. (Я ж не знаю, дорогой читатель, в каком он у вас формате. Может, даже просто на бумаге). Так что не слышите вы сейчас тех мелодий, что звучат в моей памяти.
Вот пир души: оперетта «Корневильские колокола», четыре пластинки в картонной коробке. И композитор-то не бог весть какой знаменитый: Робер Планкет. Но какая музыка, какие арии! А сюжет! Замок с привидениями в Нормандии, капитан дальнего плавания и спасенная им красавица (разумеется, капитан оказывается сыном владельца замка), комичный городской староста (дряхлый старикашка, ему по сюжету целых шестьдесят три года). А как поставлено на московском радио! Какие актеры! Слушали всей семьей, арию за арией, диск за диском.
А вот странная пластинка. Тоже долгоиграющая, но красного цвета и маленькая. (Года через два-три я увижу еще более странные, сделанные на рентгеновской пленке). На ней – «Баллада и песенка Томского» из «Пиковой дамы».
Графиня, ценой одного рандеву
Хотите, пожалуй, я вам назову
Три карты, три карты, три карты!
Я, конечно же, не знал, что такое рандеву, да еще в таком пикантном смысле.
Их смело поставив одну за другой,
Вернула свое – но какою ценой!
Тут я совсем недоумевал. Какою такой ценой? Про цену вроде бы вообще ничего не говорилось. Пардон, не пелось.
Конечно, для выездов на природу продолжали пользоваться патефоном, пока не появились транзисторные радиоустройства на батареях.
Арахис называли китайскими орешками, потому что привозили его на Урал из Китая. То было время «великой дружбы». Ежедневно в четвертом часу по радио раздавалась забавная музыка, словно звенят колокольчики, настроенные по черным клавишам. Потом вступали два голоса, мужской и женский: «Говорит Пекин. Говорит Пекин. Здравствуйте, дорогие советские друзья!»
Я разделял мнение маленького мальчика из книжки Чуковского: «китайцы добрые, они в каждый орех кладут по два зернышка». Иногда и по четыре попадалось.