– У Андрея Викторовича возникли срочные дела в городе, – Клим
дёрнул дверцу сейфа и, удостоверившись, что она заперта, убрал ключ
в карман. – Леонид повёз его обратно.
Лапшин с облегчением выдохнул, обдав лесника свежим винным
перегаром.
– Это даже к лучшему. Мутный он какой-то. По дороге не пил, в
разговоре почти не участвовал, да и вообще, откуда взялся
неизвестно. Сурков за него попросил. Надо будет поинтересоваться,
что за тип этот подполковник ФСБ.
Клим мысленно усмехнулся. Были у него большие сомнения, что зам
прокурора знает больше чем ему положено. А если и знает, то этому
поросёнку точно ничего не скажет. Если только погоны не жмут.
– Я чего зашёл, – опомнился начальник. – Как там с банькой?
Этот вопрос уже звучал, а Клим не очень любил повторяться. Молча
кивнул и понимай, как хочешь.
Лапшину неразговорчивость хмурого подчинённого была хорошо
известна, потому он ответа и не ждал. Зашёл лишь напомнить, да дать
несколько ценных советов, без которых Клим ну никак бы не
справился.
– Главное протопи, как следует, жару поддай, веники подушистей
выбери. Юрий Валентинович большой ценитель попариться. Любит, когда
всё по уму сделано, – Пётр Семёнович открыл дверь и вышел на
крыльцо. – Полчаса тебе хва…
Договорить Лапшин не успел. Речь его неожиданно оборвалась на
полуслове, ноги подкосились и грузное тело начальника, скатившись
со ступенек, распласталось на земле.
– Твою дивизию! – первая мысль лесника была – сердце. Семёныч
давно на него жаловался. Но на инфаркт это было не похоже. Клим
знал его симптомы, как и знал работу снайпера. То, что не было
слышно звука выстрела, говорило о том, что стрелок работал на
большой дистанции с глушителем и хорошей оптикой. Смутило
отсутствие толчка пули. При огнестреле Лапшин обязательно должен
был дёрнуться и пустить кровь. Здесь же ничего подобного не
наблюдалось.
На анализ ситуации ушло не больше пары секунд, но и этого
оказалось непростительно много. Клим замешкался, за что и
поплатился. Краем зрения, бывший майор СВР уловил голубоватый блеск
в кустах черёмухи, и в тот же момент левое плечо обожгло
невыносимой болью. Чувство было такое, словно к телу приложили
раскалённый до белизны металлический прут.
Завалившись на бок, Клим заполз в дом и, привалившись к стене,
осмотрел рану. Рукав куртки был прожжён, а на плече красовалась
широкая полоса сильного ожога.